Он, сморщившись от внезапной боли, оставил в покое рот Кэтлин и отшатнулся, опустив руку. Растерянного красивого лица уютной любящей женщины больше не было. Всё стало как прежде: огромные карие глаза смотрели на Вуда с вызовом, а слова требовали немедленного ответа.

– Что ты тут делаешь?

Мэтт слизнул языком капельку выступившей на губе крови, почувствовав во рту металлический привкус, не понимая пока, чем вызвал её агрессию.

– И я очень рад тебя видеть…- хищный блеск в глазах понемногу менялся на удивление.

– Это заметно! – указала брюнетка взглядом на выпуклость между его ног. – Мэттью, господи, ты игнорируешь меня, не отвечаешь на звонки несколько недель, потом внезапно появляешься в моём номере и как ни в чём не бывало, без всяких объяснений начинаешь с порога склонять к половому акту?

– По-моему, ты не была против…

– Реакция расслабленного ото сна тела, не более. Мы много раз уже проходили это. – Она отступила на несколько шагов назад. – Хоть раз начни встречу с разговора. Давно пора понять, что для меня предварительными ласками служат слова.

– Мы и так многое успели наговорить друг другу, – пробормотал агент, постепенно возвращаясь с небес на землю.

Это он решил, что за любовь надо сражаться, отбросив то, что успела нарисовать ему ревность, решил бороться, преждевременно ощутив себя победителем. А что могла почувствовать сейчас Паркер? Для неё Мэтт в очередной раз повёл себя оккупантом, нагло ворвавшимся на занятую ею территорию.

– Прости, – вырвалось из его уст само собой, но не привело к примирению, а вызвало новое раздражение Кэтлин:

– Как это по-Вудовски: сначала делать, а потом попросить прощение не за то, чего ждёшь.

– Да вроде бы не за что…

Окрылённость Мэттью проходила, уступая место раздражению. Рассудок пытался расставить всё по местам. Он приехал, чтобы вернуть расположение Кэт, объяснить, чем вызвана была его отчуждённость. Необходимо было перевести словесное препирание в нужное ему русло.

– Скорее, ты должна поведать мне кое-что.

Она моментально ощетинилась:

– Что именно? – Теперь взгляд брюнетки выражал вызов. – В чём опять я провинилась?

– Я видел вас с Лебовски… – Мэтт заметил недоумение в её глазах и уточнил, чувствуя себя в этот момент отвратительно: – В Вашингтоне… в кафе… наблюдал, как вы мило беседовали… Как он ласкал твои руки… как…

– Так вот оно что! – прервала Паркер его неуверенное мямленье. – Ты увидел нашу заранее назначенную встречу, как Самуэль пытается убедить меня, и сделал выводы?

– Для этого не надо было иметь большого воображения. Ваши жесты…

– Какие «жесты»? Какое «воображение»!? – Она снова прервала Вуда, не в силах выносить сотканную им неправду. – Я объясняла, что не могу принять предложение стать миссис Лебовски. И ничего более! Отказывала мужчине замечательному, надёжному, достойному семейного счастья, виновному лишь в том, что полюбил женщину, много лет назад отдавшую своё сердце не нуждавшемуся в ней человеку!

– Вот в этом ты не права. – Мэттью почувствовал облегчение и в то же время какую-то непонятную тревогу, а ещё огромную, гадкую по содержанию вину. – Я не единожды говорил, что люблю тебя.

Кэт усмехнулась, в очередной раз испытывая рядом с ним кучу абсолютно противоположных эмоций и желаний.

– И почти всегда сопровождаешь свои слова агрессией.

Он улыбнулся, совершенно ясно представляя, что имела в виду Кэтлин.

– Извини, но ничего не могу с собой поделать. Рядом с тобой многолетние сексуальные мечты тройной силой давят на желание. Это выше меня.

Агент был рад, что всё прояснилось довольно спокойно и почти для него безболезненно, прокушенная губа не считалась. Он улыбался, не зная, что творится сейчас в голове кажущейся добродушной брюнетки.

– Понятно. Но что мне с этим делать? – Она пыталась спрятать за невозмутимым голосом рвущую душу ярость.

– Поддаться хоть раз…

– А как насчёт поговорить? – Кэт качала головой, понимая, что любой разговор всё равно сведётся к попытке Вуда затащить её в постель и борьбой с ним и собственным телом. – Давай переведём физические инстинкты в мозговую активность?

– Так он и давит! – широко улыбнулся Мэтт.

– Кто? – строила из себя «непонимающую» Паркер.

– Мозг! Я же говорю о многих годах…

– Господи, не начинай. Не пытайся сменить тему и избежать ответственности, поняв, что ошибся тем днём и повёл себя оскорблённой скотиной.

– Согласен, но…

– Никаких «но», тут либо согласен, либо нет. – Она глубоко вздохнула и, сложив руки на груди, приготовилась выслушать извинения.

– Это тебе, – протянул он букет.

– Да неужели, – иронично проговорила Кэтлин, принимая цветы и укладывая их на журнальный столик. – И?

Вот это «и» подстегнуло в агенте чувство уснувшего было самолюбия. Он приехал побеждать, а не валяться в ногах, каясь в том, в чём виноват не был. Да, оценил увиденное неправильно. Да, вспылил и сделал не те выводы, но ведь встреча с адвокатом и прикосновения рук, и слова уговора были. И что бы Кэт сейчас ни сказала, их общение за его спиной тоже имело место!

Мэттью чувствовал, как закипает кровь. «Достойный Лебовски»…

– Что значит твоё «и»? – теперь уже сдерживал раздражение он.

– Я жду извинений!

Бровь Вуда поползла вверх:

– За что? Ты считаешь, что неправ только я?

Это стало последней каплей, взорвавшей терпение брюнетки. Она рванула букет со стола и, всучив ему в руки, с силой толкнула в грудь, направляя к двери.

– Пошёл вон!

Мэтт оторопел, невольно принимая цветы и пятясь назад.

– Не хочу тебя видеть! – перешла на громкий шёпот Кэтлин. – Ты даже не осознаёшь, что поступил отвратительно, организовав за мной слежку! Как можно любить человека, которому не доверяешь? Насколько лживы твои многочисленные признания в этом свете! Я ещё не жена, но уже чувствую себя целью для ФБР. А что будет дальше? Прослушивание телефонов? Камеры, следящие за каждым моим шагом? Микрофоны, записывающие любой шорох в нашем доме?

Фэбээровец покраснел, вспоминая, как просил Бетти определить место последнего звонка Паркер, и попытался её успокоить:

– С чего ты взяла…

Но Кэт уже не хотела ничего слышать.

– Вон! Я не желаю так жить!

– Ты пожалеешь о том, что сейчас делаешь…

Гнуснее слов в данной ситуации быть не могло, и Мэттью готов был откусить свой язык, выдавший это.

– Прости… Не