– Много унесли? – поинтересовалась Оливия.

– Как обычно – видеомагнитофон, телевизор, стереосистему. Ни одной веши, которой бы мне было по-настоящему жалко. Я думаю, они просто не знали моих вкусов. Между прочим, месяц назад ограбили дом Питера и Кэри. Они, я полагаю, пострадали гораздо больше.

– Кто тебе об этом сказал? Майкл?

– Сама Кэри. – По голосу Джима было ясно, что он улыбается. – На прошлой неделе я встретился с ней на приеме, и она была со мной очень вежлива. Почти мила. – Немного помолчав, он добавил: – Наверное, правду говорят, что время исцеляет раны.

– Может, все дело просто в том, что у нее теперь есть иные раны, чтобы посыпать их солью.

Некоторое время назад Джим говорил Оливии, что союз Кэри со вторым Ариасом трещит по всем швам, но Майкл, будучи католиком, недвусмысленно дал понять Питеру, что он не потерпит еще одного развода в семье.

– Есть еще какие-нибудь перемены на этом фронте?

– Может, и есть, но мне о них ничего не известно.

– Они все еще живут вместе?

– Время от времени.

Оливия почувствовала, что Джиму неприятна эта тема.

– Джимми, скажи честно, ты все еще влюблен в Кэри?

Джим засмеялся:

– Нисколько. Почему ты спрашиваешь?

– Потому что ты чувствуешь себя виноватым, даже просто говоря о ней. Я же слышу. И знаю, что это не из-за того, что ты плохо относишься к Питеру.

– Нет, не из-за того. Но из моего брака ничего не вышло. Разве я должен желать, чтобы их брак тоже развалился?

– Господи, Джим, – вздохнула Оливия, – если бы я была на твоем месте, я бы прыгала от радости. Они оба заслуживают того, чтобы быть несчастными. Они заслуживают друг друга.

– Не могу с тобой не согласиться, – отозвался Джим.

– Это уже кое-что, – с удовлетворением отметила Оливия.

Две недели спустя, в воскресенье вечером, Оливия решила остаться дома, чтобы заняться наведением порядка. В эти две недели у нее было так много работы, что на уборку не хватало времени. В любимом доме еще оставались следы вторжения.

Картотека. Боже, как она ненавидела заниматься картотекой. Она сделала все, что могла, чтобы оттянуть время, даже почистила кошачий туалет. На следующий день после ограбления Бернар принес ей маленькую Клео, чудесного котенка черепахового окраса.

– Я предпочел бы подарить тебе собаку, – сказал Бернар. – Крупную собаку, с которой ты чувствовала бы себя в безопасности, но я понимаю, что тебе это не годится.

– Да, было бы нехорошо так часто оставлять ее одну, – согласилась Оливия.

– А маленькая Клеопатра, – он протянул ей корзинку с жалобно мяукающим котенком, – найдет чем заняться в твое отсутствие.

Оливия знала, что многие мужчины на месте Бернара надулись бы, – она отказалась приехать к Бернару и отказалась принять его у себя, – но Бернар ухитрился превратить последствия ограбления в развлечение. Оливии понравилось под новым предлогом проводить целые часы в галереях и магазинах в поисках замены пропавшим вещам. Но из всего, что купил ей Бернар, самое большое удовольствие она получала от Клео. Котенок обладал независимым нравом и, как и предсказывал Бернар, замечательно развлекался в ее отсутствие. Клео упорно игнорировала шершавую полосу, о которую следовало точить когти, и корзинку, в которой следовало спать. Она энергично драла когтями персидский ковер и кресла, а спала на постели Оливии, предпочтительно на подушке.

– Как тебе не стыдно, Клео, – сказала Оливия кошке, когда та с разбегу напала на стопку разложенных в алфавитном порядке писем. – Посмотри, что ты наделала.

Котенок с удовольствием прыгнул еще раз, и письма разлетелись в разные стороны. Оливия издала глухой стон.

– Шоколадный торт, – пробормотала Оливия. – Шоколадный торт – вот что мне нужно.

Накануне она купила в кондитерской симпатичный кусок шоколадного торта и теперь устроилась поудобнее на диване в гостиной, чтобы как следует им насладиться.

Не успела она откусить первый кусок, как Клео прыгнула к ней на колени.

– Ни в коем случае, – сказала Оливия. Котенок с интересом смотрел на торт.

– Кошки не едят сладости, – объяснила ей Оливия.

Клео не отрываясь смотрела на торт. Черные зрачки то расширялись, то сужались.

Они поделили торт пополам – Оливия съела бисквит, а Клео с громким мурлыканьем лизала крем. Только они успели разделаться с тортом, как зазвонил телефон. Это был Бернар.

– Мне скучно, – сказал он. – Ты уже сделала все, что хотела?

– Я только что начала.

– Приезжай ко мне, – попросил он.

– Не могу, – сказала Оливия. – Мне бы очень хотелось, но ничего не получится.

– А вечером?

– Может быть. Если я хоть что-нибудь успею.

– Хочешь, я приеду тебе помогать?

– И так не знаю, куда деваться от помощи, – проговорила Оливия. – Я имею в виду твою кошку.

– Она не моя.

– Твоя, когда она плохо себя ведет.

– Это как с детьми, – заметил Бернар.

– Как с детьми, я не знаю. – После этого Оливия положила трубку.

Телефон снова зазвонил.

– Как дела? – прозвучал в трубке голос Джима.

– Я пытаюсь воссоздать свою картотеку и прибраться.

– Господи! – с ужасом произнес он.

– Вот именно.

– Я мог бы сказать, что мне хотелось бы быть рядом, чтобы тебе помочь, но ты наверняка не поверишь.

– Ни единому слову.

– Я чувствую, ты не расположена со мной беседовать, – догадался Джим.

– Мне бы очень хотелось, – оправдываясь, проговорила Оливия. Она вспомнила о разбросанных по полу бумагах. – Но я не могу.

– Позвони мне, когда закончишь.

– Если я вообще закончу.

Оливия снова сидела в кабинете, выставив Клео за дверь, и, складывая письма в стопку, вдруг вспомнила – без всякой видимой причины – о записке Карлоса Ариаса. Ей вдруг пришло в голову, что со времени вторжения грабителей ей ни разу не попадался на глаза старый кейс из свиной кожи.

Она пошла в комнату для гостей, заодно служившую чем-то вроде кладовки, стала одну за другой открывать дверцы шкафов. Кейс в конце концов нашелся. Он лежал в углу на полу, где она, возможно, сама его и оставила.

Она открыла его и лениво просмотрела старые бумаги. Записки не было.

Ее охватило неясное беспокойство. Оливия была уверена, что, после того как она показала записку Энни и Джиму, она положила ее на старое место и с тех пор больше не вынимала. Она села на кровать и постаралась все последовательно вспомнить. Но последнее время ей пришлось столько убирать, переставлять и перекладывать, что она проделывала эту работу почти автоматически. И это означало, что записка Карлоса теперь могла оказаться где угодно.