результат был опять отрицательным. Муж все это время был рядом, помогал и поддерживал: это был вопрос, который решали вдвоем. Один друг мужа сказал: «Нашел бы себе молодую и родил». Другой сказал: «Возьмите суррогатную мать». Вариант с суррогатным материнством Наталье не нравился, его категорически отвергала православная церковь. ЭКО, впрочем, тоже не одобряла. «Но батюшка, с которым я познакомилась, выйдя замуж, и который поддерживает меня до сих пор, благословлял каждую из моих попыток. Это я уже потом поняла, почему он вздыхал каждый раз, когда я приходила к нему за благословением. Он ведь делал то, чего не должен был делать».

После пятой неудачной попытки Наталья впервые в жизни задумывается об усыновлении: «Поговорила с мужем. Он сказал, что не может быть и речи. Приемные дети – это дети наркоманов и алкоголиков, все с плохой генетикой».

Наталья предпринимает следующую попытку. «Ощущение как на спортивных играх. Сейчас будут новые соревнования, мы включимся и непременно выиграем». Отрицательный результат анализа на ХГЧ выводил из строя на день. «Время останавливалось. Лежишь на диване и представляешь из себя какую-то взвесь, которая скоро обретет человеческие формы. Это при том, что я в принципе никогда глубоко не отчаиваюсь. Меня мучило только желание гулять с коляской на площадке на Патриарших прудах. И еще очень хотелось принести своего ребенка на причастие в храм».

Знакомая Натальи, с которой они делали ЭКО вместе, позвонила рассказать, что забеременела: у нее прижились все три пересаженных эмбриона. В итоге врачи настояли, что нужно убирать одного, иначе все трое родятся с отклонениями в развитии, возможно, незрячими. «Ей делали какой-то жуткий прокол, останавливая сердце одного из тройни. Потом она перестала со мной общаться. Да и я не решалась напоминать ей о себе. Может быть, ей не хотелось вспоминать об этом».

На восьмой попытке ЭКО анализ ХГЧ показывает беременность. «Я подумала, вот она, моя победа в соревнованиях. Я все сделала хорошо и правильно». Через несколько дней Наталью забирает скорая с сильным кровотечением. «Лебедевой, как назло, не было в России. Муж привез меня в ту же клинику, меня госпитализировали». Эмбрион снова прикрепился не туда, на этот раз к шейке матки. После операции в палату пришел муж. «Посмотрел на меня и сказал: „Давай узнавать про усыновление“».

Идею усыновления не поддержал ни один человек из близкого окружения. Свекровь сказала «подумать о патологиях». «Я тут же вспомнила случаи, когда наркоманами оказывались дети знакомых из прекрасных семей».

Наталья идет на трехмесячные курсы приемных родителей. Получает сертификат. Слушает лекции психологов, врачей, директоров детских домов. «Выступали не только те, кто удачно усыновил, что было важно». При этом было совершенно непонятно, куда идти за ребенком. Искать ли его в Москве или, например, во Владивостоке.

Знакомый врач работал в Филатовской поликлинике. Там существовало отделение для детей с нарушениями нервной системы, как с тяжелыми, так и с легкими. Филатовская была напротив дома Натальи. Опека – тоже рядом. Сдали документы, чтобы получить разрешение, стали ждать, вдруг – звонок подружки. «Там девчонка, не хотите посмотреть, в Филатовской? Вот телефон заведующей, звони ей». В тот же день мы приехали в Филатовскую больницу, и нам вынесли Варю.

«Варя была изумительная. Она была очень похожа на мужа. Взглянула на него и улыбнулась». В итоге, чтобы успеть оформить документы как можно быстрее, был сдан билет в Париж. «Мое усыновление прошло очень легко. Так просто не бывает».

«Многие говорят, что наше общество стало лучше относиться к усыновлению. Повсюду постеры, социальная реклама. А на мой взгляд, ничего не изменилось. Боятся, как и раньше боялись. Никто не усыновляет охотно. Когда нам потом говорили о том, какие мы молодцы, я отвечала, что здесь нет никакого героизма, а есть лишь удовлетворение потребности стать родителями. Специалисты в школе приемных родителей всегда повторяли нам, что социум важнее. Генетические болезни часто наследуются, однако ребенок алкоголика совсем не обязательно станет алкоголиком. Дурное воспитание и дурной пример нельзя унаследовать. Если сейчас человек, у которого не получается иметь детей, спросит моего мнения, я предложу попробовать подумать об усыновлении. Хотя бы не говорить „нет“ сразу».

Варе было четыре месяца. Заведующая сказала, что если дети, оставленные в их отделении, достигают года, их диагнозы становятся серьезными. «Россияне таких детей не усыновляют. Иностранцы склонны к этому гораздо больше, менталитет другой».

Варю привезли домой. Дома все было подготовлено к ее приезду. Наталья с подругой немного посидели на кухне. Варя проснулась и стала истошно плакать. Подруга засобиралась домой. «Помню, как я умоляюще посмотрела на нее и спросила: Люба, а может, ты не будешь уезжать?» Девочка была маленькой и беззащитной. Было страшно ей навредить. «Я знала все, что нужно делать, теоретическая база очень большая, а практики не было. Конечно, когда не вынашиваешь ребенка сам – это странно: еще вчера не было, и вот он уже есть». Первая ночь была тяжелой из-за страха, а дальше включился материнский инстинкт. «Я ходила по Патриаршим с коляской, и мне хотелось сказать всем и каждому: смотрите, у меня теперь дочь. Ее зовут Варвара».

Через день у Натальи уже было ощущение, что Варя была с ней всегда. Приемную дочь забрали с двумя диагнозами: повышенная нервная возбудимость и сифилис, которым она заразилась от матери в утробе. Из-за сифилиса от девочки уже отказалась одна семья. Наталья начинает изучать вопрос, читать про сифилис: «Меня пугали, что это клеймо на всю жизнь и что у девочки может „вылезти“ все что угодно, но я в тот момент уже все равно бы не отступила. Ни за что бы от нее не отказалась». Заведующая отделением успокоила Наталью: после курса антибиотиков инфекция уходит навсегда. До года инфицированного ребенка наблюдают, в год снимают с учета. Сифилис быстро вылечили. А нервная возбудимость так никогда и не проявилась. До трех лет были небольшие сложности с речью – девочка говорила неразборчиво. Родители наняли логопедов, боясь задержки речевого развития, но ровно в три года она заговорила так, что муж Натальи даже пошутил, что задержка речевого развития была бы не так уж плоха.

С появлением ребенка Наталье разрешили присутствовать на работе три-четыре часа в день, а остальное время работать из дома. В школе приемных родителей их учили всему – что нужно сказать на работе, что друзьям, а что ребенку, когда спросит. С ребенком самая интересная схема: маленьким детям советуют говорить, что есть специальные домики, где живут дети без мам и пап; и что мама с папой нашли его именно в таком домике. По мере взросления ребенка объяснения тоже взрослеют. «Я была уверена, что нет никакой сложности произнести эти слова.