— В это я не верю. Такой заговор и двух часов не удержится в тайне, — заявила княжна. — Вот еще что важно, девоньки. О ком бы речь ни зашла, никого со счетов не сбрасывайте. Как бы ни доверяли человеку, все вызнавайте. Даже если подозрения на мне сходиться будут, да хоть на батюшке моем! Зерна от плевел, если что, потом отделять будем, сейчас важны сведения. Хотя, сказать по совести, очень надеюсь я, что сумеем мы сегодня же и прижать вендов…

— Понятно, — сказала Звонка. — А прочим девкам что делать?

Василиса позволила себе коварную улыбку, а Милочка пояснила:

— Что и всегда, Звонушка: галдеть и с толку сбивать.

* * *

Принарядившись как на праздник, подруги покинули светелку.

— …А если я кокошник поправлю, значит, заговор явен и можно говорить с вендами жестко, напрямую, — говорила княжна, вдохновенная мысль которой не уставала работать. — А если…

— Василисушка, да ведь подозрительно будет, если мы только почесываться да подмигивать станем.

— Скорее сами запутаемся, — добавила Звонка. — Ты их столько уже придумала, знаков тайных — не знаю, как Милочка, а я забывать начала.

— Ладно, на месте разберемся. Созывайте девичник, я пока слуг подниму, — решила княжна.

— Звонушка, а ты одна иди, — предложила Милочка, глядя в окно. — Я пока поупражняюсь в очаровании и обольщении.

— Кто там? Слуга Непряда? — посмотрела Василиса. — Ну, Милочка, не мелковато ли? Невелика птица…

— Я же говорю — поупражняюсь, — пожала плечами Милочка.

Хорошо зная внучку одесника, можно было разглядеть в ее наивных глазах огонек любопытной мысли. Спрашивать ее в таких случаях бесполезно: наперед ничего не скажет.

— Да ты разве знаешь его? — спросила Василиса. — Вроде из новых…

— Сейчас и узнаю.

Подруги разошлись по кремлю.

Кремлем называется крепость на холме, вокруг которой строится город. В самой крепости, кроме прочего, стоит могучий терем-башня, где и воинский запас хранится, и казна княжества под замками сокрыта, где дума боярская заседает, где приказы дела свои решают; сей терем тоже называют кремлем. А иногда слово «кремль» относят ко всему холму и к лежащим у его подножия иноземным подворьям. При это странным образом никто не путается, о чем речь. Молвит боярин: «В кремль иду» — значит, в башенный терем ко престолу княжескому собрался. Дружинник то же речет — ясно, в детинец крепостной шагает. А скажет торговец — ну, видать соль-масло чужестранцам повезет.

Нечто похожее и с самими чужестранцами. Каждое посольство именуется подворьем, но и все полукольцо их объявшее кремлевский холм с северо-востока, тоже подворьем называют — Иноземным. В старые времена предлагалось говорить «Чужестранная слобода» или «Пришлецов конец», но первое не устраивало бояр, второе — самих послов

Хозяйство у гостей немалое. Общим счетом в посольствах проживало две с половиной тысячи человек. Если, скажем, авары обходились присутствием в Дивном пятнадцати душ, то вязанты держали триста — с подобающей пышностью, на трех подворьях в соответствии с тремя основными областями страны. Чтоб обустроить, накормить и приветить всю эту ораву, требовалось немало сил. По уму, этим должен был заниматься Иноземный приказ Непряда, но как в разные годы его ни усиливали, он едва поспевал с основными делами — приемами, переговорами. В итоге уход за гостями лежал на кремлевских ключниках, пока не подросла княжна Василиса и не взяла решительно и бесповоротно чужедальних гостей под свою опеку.

Наведывалась она туда частенько, но обычно — в сопровождении двух-трех слуг, иногда вместе со Звонкой. Такого нашествия, как сейчас, Иноземное подворье еще не видало. Четыре знатные девицы, при каждой служанка, несколько плохо понимающих, что они тут делают, молодых бояр из непрядовичей и стражников, приставленных к шествию Болеславом по просьбе княжны — «для пущей важности».

Со стороны глянуть — девичья придурь, не больше. Но весело, шумно, задорно. Вообще-то княжна, разойдясь не на шутку, подумывала еще боярских дочек прихватить Да всех на возки усадить, а у Болеслава выпросить десятка два дружинников, но Звонка отговорила: и так уже вечер, а за сегодня нужно навестить Вязантское подворье (по чину положено) и Готландское (кого еще после вендов подозревать, как не их? Жаль, что бургунды в Дивном послов не держали).

Ограничились двумя оказавшимися под рукой возками, дружинники и слуги пешими двинулись.

На выезде из кремля Милочка, поймав взгляд Василисы, прикоснулась к бисерному кокошнику и провела пальцами по косе. Княжна кивнула, без труда разгадав: разговор со слугой Непряда открыл что-то неожиданное… и запутанное, как девичья коса.

Что бы это было? Поскорее бы остаться с Милочкой наедине.

Шумный отряд заполонил двор вендского посольства, мигом обратив его в какое-то предместье ярмарки. Встревоженные угорцы прильнули к окнам, прислуга глядела из-за углов.

— Поздорову вам, гости вендские! Встречайте княжну Василису! — зычно возгласил слуга с гусиным пером за ухом и пергаментными свитками под мышкой — его Василиса всегда брала с собой для ведения записей.

По крыльцу скатился Клемий Гракус, знатный вельможа из стольного города Повенгриса, потомок ромейских протекторов и глава посольства Вендии в Тверди — маленький, кругленький, очень добродушный и слегка ленивый с виду. Выкатился и застыл, отыскивая глазами княжну. Василиса подъехала к нему и сказала.

— Здрав буди, Клемий!

— Доброго вечера славной дочери твердичского князя, — поклонился Гракус. — Рады приветствовать.

Он бросил вопросительный взгляд за плечо княжны.

— И мы рады видеть тебя, досточтимый посол. Это ничего, что я с подружками? Засиделись мы в тереме, заскучали, захотели проветриться. А я вот и подумала: все ли в порядке? Давно ведь не заглядывала, а Непряду где же одному поспеть. Вот и говорю я: а давайте-ка со мной, девоньки, и вам веселее, и для пользы дела выгодно…

Василиса тараторила без умолку, чего за ней никогда не водилось. Клемий Гракус поначалу таращил глаза, потом понимающе кивнул и, отечески подхватив княжну под локоток, пригласил в дом.

Удивление на его лице было вполне убедительным, а вот это понимание… Василиса и ждала чего-то подобного. Гракус понимает, почему княжна на себя не похожа. Потому что знает о ее исчезновении, хотя как раз ему-то знать не полагается.

«Ну, довольно, охолонись, — одернула она себя. — Один взгляд ничего не доказывает. В конце концов, он ведь может подумать, что я странно веду себя, волнуясь перед встречей с женихом. Да и слухи о пропаже моей могли разойтись — слишком много людей знало об этом. Нет, нужно с ним хорошенько наедине поговорить…»

— Всего ли в достатке, не испытываете ли какой нужды? — с этих слов княжна всегда начинала разговор в Иноземном подворье, но сейчас заставила себя придать голосу звучание неискреннего вопроса. Пусть Гракус думает, что она вне себя от тревог — и настолько глупа, что ищет помощи не у родного отца, а у будущих земляков. Пусть вообще думает что угодно, кроме того, что есть на самом деле.