— Пожалуйс-ста.

Об этом же молила мать. Об этом, говорили люди, просил и ослепленный Ингол, умирая от голода в подземельях крепости Сармата.

— Смерть от меча — легкая смерть. — Дышал медленно, чтобы не проснулся кашель. — Ты ее недостоин.

Сколько раз он жалел об этом позже — не перечесть.

Хьялма грубо отпихнул Сармата ногой, а тот, зарыдав, зарылся пальцами в черную землю, и хлопья сажи медленно опускались на его спину, будто снег в княжеском саду.

Последняя часть пути началась дурно: утром Та Ёхо не оказалось в шатре женщин. Позже Совьон нашла ее в прилеске у реки и вынесла к каравану — айха цеплялась за ее шею и волочила босые ноги по земле. Лицо Та Ёхо было залито потом, а бедро — распорото до мяса.

— Зверь, — коротко объяснила Совьон, пока бесчувственную девушку укладывали в повозку к драконьей невесте. — Кто знает, что за твари водятся в этих лесах.

Тойву, нахмурившись, спросил, видела ли Совьон чьи-то следы. Нет, покачала головой женщина: видимо, зверь шел берегом и речная вода смыла все к рассвету. Бесполезно его искать — глубинно-синие глаза воительницы остановились на Оркки Лисе. Совьон смотрела на мужчину дольше, чем следовало, и Лутый, топчась у телег и глядя на блестящие в траве капли крови Та Ёхо, чувствовал, как язык прилипал к гортани.

Можно уже было сложить два и два.

Тойву говорил, что теперь не стоит бродить в одиночку, — остальные молчали. Деревья качались над дорогой, и птицы пели невесело — что за сила толкнула Та Ёхо идти ночью в прилесок в одной рубахе? Что за когти или зубы ее покалечили? Почему лицо у Оркки Лиса стало, словно у покойника, мертвенно-восковое? Его глаза помутнели, а руки тряслись так, что не могли удержать поводья. Но больше Тойву ничего не сказал. И ничего не сказала Совьон — значит, никому не следовало задавать вопросов.

И отряд продолжил путь, двигаясь на юго-восток по Плато Предателя.

Травы становились все гуще, и ветра гуляли над равнинами — впервые дохнуло теплом. Слоистый уступ плато напоминал поросший срез оникса, внизу бежала полноводная река. У горизонта поднимались настоящие леса — густые, непроходимые.

— Никогда не слышал, чтобы на Плато Предателя обитали кровожадные звери. — Сейчас Лутый был единственным, кто мог развеселить угрюмый отряд. Он ли не знал, что Та Ёхо ранило не животное? — Кто угодно, но не они.

— Разбойники, — выплюнул Корноухий, откидывая за шею чуть вьющуюся жидковато-каштановую прядь. Мужчина хлопнул коня по боку, добавив: — и мереки.

— Кто? — переспросили. Но тихо, хотя и заинтересованно, — слова не долетали до головы отряда, где ехал Тойву со своими ближайшими соратниками.

— Это не ко мне, — Корноухий провел языком по зубам, — это к Лутому. Мереки — его маленькие слепки.

— Полно врать. — Юноша улыбнулся, пристраиваясь к последней телеге. Он обвел глазами лица молодых воинов, удостоверившись, что его слушал даже Скали, прячущий лицо в темном капюшоне, — все люди Оркки Лиса, до сих пор державшегося обособленно. Оркки замыкал караван, и Лутый не смел тревожить его одиночество.

Мереки, как рассказывал Лутый, — это злые духи, обитающие в южных топях у подножия Костяного хребта. Юркие пакостники — настигая отряд, мереки стреноживали лошадей, рвали палатки и крали вещи, стремясь рассорить путешественников между собой.

— Они приходят душными ночами и никогда не нападают в открытую. — Лутый коротко втянул воздух через нос. — Мереки оставляют за собой вереницу мелких неприятностей, но порой их нашествие обращается страшным горем.

Они сеяли ругань и смуту — воины не одного отряда, схлестнувшись, поубивали друг друга после стараний мереков. Недобрые шутки сбивали караваны с пути и увлекали людей в трясины.

— А выглядят они как крошечные человекоподобные создания, и лица у них крупные, с безгубыми ртами и острыми зубами, оплетенными тиной. Мереки часто опутывают себя травами с брусникой и клюквой — редкий глаз сможет их увидеть.

— Но твой-то сможет?

Лутый усмехнулся.

— Узнаем.

И все же парни приободрились. Маленькие плуты — не неизвестный зверь из прилеска, распоровший Та Ёхо бедро. Даже если они действительно живут на болотах, с ними умелые воины справятся.

— Эй, Лутый. — Гъял подал голос, и Безмолвный кивал в такт его словам. — Ты, похоже, знаешь про леса на плато лучше нас. Расскажи еще.

Да, юноша слышал многое. Но отшутился и не стал больше ничего говорить — об этом не баяли собиратели историй, а предупреждал Оркки Лис. Черногород находился достаточно далеко от Плато Предателя, чтобы для отряда разбойники, ютившиеся в чащобах, казались неотесанными и безликими. Они — не ровня княжеским доверенным. Тойву мудро решил, что не стоит тревожить воинов понапрасну, — чем ближе к Матерь-горе, тем всем страшнее. А от Лутого Оркки Лис не утаил о Шык-бете — разбойничьем атамане, лютовавшем на плато пару лет назад.

Шык-бет был родом из маленького южного племени, живущего в землях, отошедших колываньскому князю. Отказавшись платить дань, Шык-бет собрал своих людей и ушел в набеги к плато, но ему повезло больше остальных: его шайку не настиг огонь Сармата-змея, которому Колывань принесла откуп взамен на защиту от распоясавшегося разбойничьего народа. Никто не превосходил Шык-бета в дикостях. У его хижин стояли колья с нанизанными человеческими головами, обмазанными сосновой смолой. В лохматых черных косах Шык-бета стучали косточки, вынутые из отрубленных пальцев, и ни один торговый караван не мог пройти мимо его людей — всех резали.

Говорили, позже кто-то не то вздернул его на дереве, не то утопил в болоте. Дело прошлое — но, не желая рисковать, Тойву, пусть и не сомневающийся в отваге и силе черногородских воинов, решил вести свой отряд путем, пролегавшим как можно дальше от мест, где зверствовал Шык-бет. Мало того, что те разбойники были лихи и бессердечны, — они слыли хитрецами, расставлявшими сотни ловушек.

Зато за лесами на плато покажется Матерь-гора.

…Солнце, прозрачно-желтое, поднялось в зенит над дорогой. Та Ёхо не стало лучше: у нее начались жар и бред — на привалах возле айхи суетились женщины, и больше всех — Совьон, но толку выходило немного. Оркки Лис все мертвел и мертвел с каждым часом, а Лутый впервые не знал, что сказать и как утешить. Тем более наставник избегал его общества.

Лутый даже хотел поговорить со Скали, но о чем? «Ты оказался прав, и девушка, которую я считал своей приятельницей, бродила под ущербной луной в теле лосихи». Юноша сплюнул на траву и потер единственный глаз.

Он наблюдал за Совьон у повозки драконьей невесты так долго, что отмечал малейшие изменения. В первый день ноября воительница обернула правое запястье черной тряпицей — если бы Лутый знал меньше, то решил бы, что и ее поцарапал неведомый зверь. Ее ворон летел над лесами, а потом и вовсе исчез и не показывался до вечера. А на ночь караван остановился на шелковой траве у дряхлых сосен: говорили, за холмом — рукой подать — растекалось глубокое озеро. Лутого снова поставили в дозор, и именно к озеру юноша решил сходить, когда растущая луна разгорелась с полной силой. Но прежде — прежде он сидел у шатра женщин, желая услышать голос Та Ёхо и боясь, что с минуты на минуту сообщат о ее смерти.