и портику Агриппины, его матери. Нам же, жителям современной эпохи, это говорит нечто большее, ведь мост соединяет Рим с Ватиканом, где при Траяне еще нет никакой базилики, а есть сельская местность с несколькими постройками. Там находится цирк (то есть ипподром), где Нерон казнил христиан по обвинению в пожаре Рима. Здесь в 64 году н. э. погиб святой Петр; его захоронили, как и останки тысяч других людей, на большом кладбище вдоль дороги, ведущей к мосту. Верующие христиане возвели в его честь небольшую часовню и тайно приходили воздавать ему почести. Впоследствии над этой часовней была возведена базилика Святого Петра.

Проплывая под мостом, мы видим на нем довольно оживленное движение людей. Начинается час пик.

После моста Тибр делает свой первый большой изгиб внутри города.

Поражает неухоженность его берегов: вдоль почти всего течения реки не видно защитных сооружений, предохраняющих от разливов реки (а сегодня они есть), одни только луга, доходящие до самой воды, заросли тростника или небольшие песчаные пляжи, поросшие пучками травы. Так что разливы Тибра часто вызывают разрушительные затопления. По словам Тита Ливия, римская чернь настолько привыкла к затоплениям, что считает их «Божественными вестниками»: есть поверье, что наиболее крупные из них предвещают нечто серьезное, катастрофу или иное, что может вызвать потрясение в Риме. Чтобы понять частоту затоплений и количество наносов, достаточно знать, что такой священный памятник, как Алтарь мира, возведенный Августом на открытом пространстве, за полтора века настолько погрузился в почву, что для доступа ко входу пришлось сделать ступеньки, ведущие вниз.

По запущенности своих берегов, несмотря на соответствующие распоряжения императоров, Тибр походит на реку в стране третьего мира: берега усыпаны черепками битых амфор, костями животных и прочим мусором. Можно видеть прыгающих в воду с маленьких деревянных мостков ребятишек; поражают их белозубые улыбки и блестящие черные волосы, намокшие и прилипшие к голове. Чуть поодаль на одном из берегов белоснежные цапли сидят на увязших в песке стволах. Рядом валяется дырявая лодка. Из воды торчат остовы двух других небольших судов, постепенно поглощаемые Тибром. Естественно, есть и нетронутые лодки, вытащенные на сушу и разложенные в ряд. Они белые, с голубыми и красными узорами. В этот момент одна из них отходит от берега, стучат весла, на борту трое, груз — крепко завязанные мешки. Они ловко огибают разлагающийся труп животного, добычу ворон.

Подобное зрелище плохо соотносится с пышностью столицы империи. Будто мы попадаем в нее со служебного входа, который в фильмах всегда с переулков, усыпанных кучами мусора.

Но достаточно поднять взгляд, чтобы понять, что мы находимся в особенном месте. В нескольких метрах от этой «ничейной земли» идет непрерывный ряд зданий, напоминающий сомкнутые щиты легионеров. Они начинаются там, где берег выше на несколько метров. Это многоэтажные постройки, какие сегодня можно видеть, к примеру, на реке Арно во Флоренции, около Понте Веккио. Это инсулы, выходящие одним фасадом на римские улочки, а другим — на Тибр. Смотреть на эти здания, пока плывешь вниз по течению Тибра, — значит видеть шахматную доску окон на растрескавшихся стенах, ряды балконов, развешанные лохмотья и сцены из повседневной жизни. Подобно тому, как когда медленно едешь на поезде через город, а в окна видны кухни, столовые, где люди обедают или смотрят телевизор.

И здесь можно увидеть «моментальные снимки» повседневной жизни: вот старик ест лепешку, прислонившись к окну. Паренек надевает красную тунику. Чуть дальше только что проснувшаяся женщина распахивает створки окна, широко раскинув руки. На ней только тонкая ночная рубашка. Заметив нас, она инстинктивно прикрывается, метнув строгий взгляд. Через два окна мужчина выливает с четвертого этажа содержимое ночного горшка.

Вот мы на уровне площади Навона, фактически река огибает Марсово поле, а дальше течет по прямой к острову Тиберина. Появляются более монументальные здания. Перед нашими глазами проходят колоннады, статуи, портики, а внутри мы замечаем движение людей, уже занятых выполнением утренних дел. За этим первым рядом строений можно разглядеть и остальной Рим, с крышами зданий и храмов, а в утренней дымке на вершине Капитолия высится храм Юпитера Капитолийского.

Мы почти в сердце Рима. История — повсюду вокруг нас, с ее великими именами: мы проплываем под большими арками еще одного моста, возведенного по приказу зятя Августа — Агриппы, того самого, который построил Пантеон.

Минуем остров Тиберина: огибая его, мы замечаем, что он похож на лодку. Римляне также обратили внимание на его удлиненную форму и выложили блоками серого туфа, облицевав плитами травертина. Так остров стал памятником-кораблем, а в середине его был установлен обелиск — «главная мачта».

На корпусе «корабля» нанесены узоры и изображения, например Эскулапия с его змеей. Все выглядит как настоящее судно, и издалека в утреннем тумане его масса напоминает триеру, бросившую якорь посреди реки.

Уже четыреста лет на острове стоит храм Эскулапия. Причины, побудившие римлян возвести его здесь, очень практического свойства: это способ привлечь больных, тем самым держа их подальше от города, чтобы снизить риск эпидемий. Тибр, таким образом, является «санитарной зоной», созданной природой.

Естественно, для римской черни есть и еще одна причина, священного характера: в III веке до н. э. город поразила крупная эпидемия и были отправлены послы в Эпидавр[90] (Греция), чтобы привезти в Рим статую божества.

Пока римские посланцы ожидали, змея, воплощение бога, выползла из храма и забралась на римский корабль, а когда они отплыли на родину, выскользнула в Тибр и доплыла до острова Тиберина. Для римлян это было Божественным знаком — они возвели на острове храм в честь Эскулапия, и эпидемия прекратилась.

Остров связан с берегами с помощью двух мостов (Фабрициев и Цестиев), под которыми мы сейчас проплываем. Наша цель — сразу за ними: длинный причал на левом берегу Тибра. Здесь расположены главные склады города: horrea. Они напоминают современные крупные автомобилестроительные заводы: занимают большие площади и выглядят как бесконечные ряды длинных крыш. Арки, выходящие на Тибр, похожи на разинутые рты. Да, мы можем их считать голодными ртами Рима, настоящего демографического монстра, Медузой,[91] но не тысячеголовой, а тысячеротой, постоянно требующей пищи.

Зрелище впечатляет даже издалека: по множеству настилов, поднимающихся по диагонали от судов на якоре вдоль берега Тибра, движутся, подобно муравьям, бесконечные вереницы рабов, переносящих товары с кораблей в разинутые пасти складов. Все действуют согласованно и организованно, как в огромном муравейнике. Некоторые товары привезены из самых удаленных уголков империи. Здесь создается ощущение, что вся империя вращается вокруг Рима и ее цель — питать, защищать и приумножать силу этого