вглядывался в фотографии. На одной из них был цивилизованного вида мужчина: в галстуке, с чемоданчиком в руке. Внешность совсем даже и не кавказского типа. Значок был прицеплен на лацкане. Макогонов пригляделся.

— Волк.

— Что?

— Значок у него на лацкане. «Волк». В первую войну Дудаев издал указ, в котором запрещался отстрел волков под страхом тюрьмы. Они себя считают волками.

— Да, интересно, Василий Николаич… но я продолжу. Вам нужно выбрать несколько позиций. Одну на перехват.

— Я понял, брат, хоп!

Макогонов так начинал обращаться к товарищам по оружию, когда «брал след», когда, заразившись идеей, уяснив задачу, уже вел себя как горный волк, взявший лосиный след.

— Вот тут, — Макогонов указал на карте, — здесь старое мусульманское кладбище. Но чуть дальше на север есть участок дороги: там лес подходит к асфальту вплотную. Дорога делает крутой поворот, так что из села не видно. Тихо подошел к дороге, дождался клиента, и ауфвидерзеен.

— В смысле? — Метка еще не привык к манере Макогонова объясняться.

— Отработать клиента и чисто уйти.

— Понятно. — Метка как и другие заражался энтузиазмом Макогонова. — Сто процентов, что наш «клиент» в районе Харачоя. Он должен идти от Шамиля с материалом для своей «конторы».

— Сайт «Кавказ»? — показал осведомленность Макогонов.

— Да.

Так вроде все было сказано ясно и понятно. У смежников фебсов были свои «заморочки». Армейская разведка действовала проще, но и жестче, — времени у разведки не было на демагогию и стрельбу словами.

— Я «Утес» возьму, — сказал тогда Макогонов. — И миномет.

Так наскоро операцию и начали.

Благо туманы легли.

Время было еще холодное. И вроде рано было туманам. Тем более ж в осень бывают туманы. Но будто кто крепко молился за разведку. Или в горах боевики проспали, чтобы помолиться своему богу хорошенько. Вот туманы и легли.

Рассвело.

И стало теперь не синим вокруг, а все окрасилось в матовую голубизну.

И слышно было, как грохочет речка по валунам. Валуны стоят веками на своих местах. Воды бегут и прибегают все новые и новые. И тех самых вод, что текли вчера, не будет уж никогда.

Макогонов, когда перебирался через речку, как-то машинально задумался о вечном.

Подумал, что надо в казарменном помещении, где проживал личный состав, повесить пару новых плакатов, раскрывающих суть разных политических и национальных вопросов. Именно национальных. А то тут вечером случилось посидеть за столом с татарами, — на посту при въезде в Беной стояли казанские омоновцы, — спорили до посинения, кто кого поработил и кто кому сколько платил дани и контрибуций. Татары утверждали, что они «переимели» всю Россию за триста лет ига. Тогда Макогонов подошел к карте России, которая всегда висела на стене. Показывает татарам: «Смотрите, басурмане, где Татария ваша и где Россия. Видали масштабы? — ткнул ногтем примерно, где Казань, обвел рукой по российским границам южным и северным, чуть не на Северный полюс забрался. — Так что с такими масштабами мы вас имели, имеем и будем иметь». Тут татары собрались обидеться, но в самый критический момент спора вспомнили, что не налито. Выпили, закусили салом. Стали потом смеяться и даже хохотать, что национальный вопрос стоит всегда ребром. И что татары с русскими очень уж близкие родственники, поэтому «хер ли спорить»!

Но все равно решил Макогонов «очертить границы» в национальном вопросе.

В разведке от каждого солдата зависит конечный результат мероприятия. Стал Макогонов размышлять о своих… В разведке каждый знал свое место в боевых порядках. К примеру, никогда Макогонов не назначил бы в секрет Тимоху, потому что Тимоха неусидчивый. Или Пашу Аликбарова… Но Паша может чихнуть в неподходящий момент. Или промочить ноги, он неуклюжий. Савва или Мельник — те могли часами лежать и не шевелиться. Однажды Савва вылежал трое суток в засаде: ночью его завезли в развалины и замаскировали в куче кирпичей. Почти в центре Грозного. По нему чуть не пешком ходили. Но Савва дождался времени «икс». Противник проверился, успокоился и не мог даже помыслить, что кто-то сможет выдержать трое суток в пыли и смраде: на воде и мочиться в пластиковую бутылочку. Савва сделал свой выстрел. А по большой нужде и не сходить было, поэтому съел Савва за трое суток три сухаря и выпил всего полфляжки воды.

Еще, размышлял Макогонов, что Тимоха — человек крайне недисциплинированный — если его некоторое время не контролировать, может «накосячить». В бою — нет, конечно! Но в быту… Пойдет куда-нибудь, найдет что-нибудь. Или учинит «несанкционированную мародерку» на пару с «еврейской мордой» Ленькой Маркманом. И хотя без умеренной «интеллигентной мародерки» жить на войне не возможно вовсе, Макогонов всегда выказывал неудовольство Тимохе, если тот докладывал о «мародерке» важно и открыто. «Командир должен знать все, но что-то знать и не должен, то есть должен, но не так официально». Так Макогонов считал. И Тимоха раза с третьего, когда уже было на повышенных тонах объяснено ему, понял.

И еще Тимоха был слаб к женскому полу.

От этой Тимохиной слабости генерал Бахин, командующий всеми подразделениями в горах, стал предвзято и даже с явным неудовольствием и презрением относиться к разведке и всей 194-й КТГ в общем и целом. Было же следующее. Генерал Бахин вообще был человеком дальновидным, так как (понятно) дослужился до генеральских званий: он выглядел не слишком внушительно, был невысокого роста. Но лицом казался грозным — полковники перед ним трепетали. Располагалось хозяйство Бахина в Ведено, где в старой крепости обосновались военные, менты и другие службы, ответственные за проведение КТО, контртеррористической операции. В Ханкалу на доклады Бахин не летал на вертолетах, а «ходил» колоннами. Колонны состояли из бронированных групп и зенитных установок. И по пути Бахин регулярно проезжал мимо Беноя, в котором теперь стояли бывшие «ленинские». Получалось у Бахина проводить внезапные проверки «боевой и политической» подготовки личного состава и командования 194-й КТГ. Комендант Питон, пару раз показавшийся на доклад с запашком, был Бахиным принят явно отрицательно. Питон стал потихоньку собирать вещи. Что власть в комендатуре принадлежит начальнику штаба и начальнику разведки, Бахина объективно не удовлетворило. Порядок в расположении «ленинки» Бахин наблюдал не повсеместно, то есть порядок был, но местами. В палатку к саперам, например, генерал заходить не стал — так воняло из палатки, — заглянул только и скривился. Житуха была в Беное гнилая совсем. Генералу тогда стали показывать лучшее — разведку. Все было почти идеально оформлено в расположении разведвзвода: и хоть вместо кроватей были сколоченные — как в тюремной камере — нары, и тумбочек всего три на весь взвод, но было однообразно, чисто. Когда собирался только еще Бахин смотреть расположения,