момент, как только заметил, что девушка обнажена. Но то, что я увидел, повергло меня в глубокий шок.

То, что я поначалу принял за шорты, на самом деле являлось трусами, и я зашел в крайне неудачный момент переодевания. Если отсутствие груди еще можно было списать на особенности развития девичьего организма, то нахождение между ног органа, явно лишнего для девушки, — не получалось.

— Господи, Лера… ты парень!

— Твою мать! Открыл Америку! — прокричал он и натянул на себя наконец трусы. — Не смотри.

— Да поздно уже… О господи.

— Ну вот… Теперь ты знаешь, — прошептал он и с горьким вздохом сел на край кровати. — Можешь говорить что хочешь.

А я и не знал, что именно сказать. Это было просто огромным потрясением для меня. Нет, я и раньше замечал странности поведения Леры, да и некоторые мысли ее, то есть его, тоже были подозрительны. Но вот о таком объяснении я даже и не думал.

Если приглядеться, парень действительно смахивает на девушку. Даже по голосу не определишь пола. Но вот теперь, с собранными волосами, смытым макияжем и в мужской футболке…

— Но как?! И почему? — все еще не укладывалось в голове у меня. Я видел, что «Лера» очень огорчился, на его лицо упала тень. Нет, надо быть все же деликатнее. Видимо, тут может крыться что-то такое…

Я подошел к кровати и сел чуть поодаль. Не успел я ничего сказать, как Бартович бросил:

— Наверное, ты теперь считаешь меня психом и извращенцем.

— Нет, это не так, — попытался успокоить его я. — Только вот почему? Почему ты притворяешься девушкой?

— Ох. Это долгая история, вряд ли тебе будет интересно. Ну да ладно, для начала — меня зовут Валера. Приятно познакомиться.

— О. Мне тоже, — ляпнул я. Повисла тишина. — Так в универе знают?

— Ага. Только по личной просьбе отца все преподы это тоже скрывают. Но в документах все равно так и написано: Валерий Бартович.

— Так вот почему ДТП так на тебя взъелась! — очередная догадка посетила меня. Я-то думал, что это из-за цвета волос и стиля одежды. А на самом деле училка была в курсе того, что перед ней парень в платье. Вот ведь противная старуха.

— Ты заметил? Ну да, наверное, из-за этого. Многие не понимают меня, считают каким-то ненормальным, трансвеститом, гомиком. Хотя моя ориентация тут абсолютно ни при чем.

— Так в чем же дело? Расскажи мне.

Валера подозрительно покосился на меня. В голове его бушевали мысли, стоит ли мне доверять или нет. Но наконец он вздохнул и начал.

— Можно сказать, все началось вскоре после того, как мама умерла. Мне едва тогда исполнилось десять. Она была начинающей писательницей, но всегда находила время для меня, в отличие от папы. Гуляла со мной по саду, рассказывая всякие истории, или учила играть на фортепиано. Мне даже не верилось, что ее не стало, — казалось, что это просто глупая шутка. Но нет. Она исчезла, как и все вещи, даже фотографии, словно отец хотел навсегда избавиться от памяти о ее существовании. Почти получилось. Не смог избавиться только от главного напоминания — меня.

И вот однажды Регина позвала меня к себе. Открыла шкаф, вытащила оттуда несколько маминых платьев. Сказала, что хозяйка разрешила оставить некоторые свои вещи прислуге. Регина, наверное, сжалилась надо мной, поэтому решила подарить хоть какое-то напоминание о матери. Я вспомнил одно платье, цвета морской волны, — мама надевала его на пляж, когда мы ездили на море в последний раз. Забрав это платье, я вернулся в свою комнату и положил на кровать. Смотрел на него, потом лег рядом, сжимая в руках. А затем словно в голове что-то перемкнуло… С тех пор я изредка начал надевать это платье и просиживать перед зеркалом, словно так снова мог быть с мамой.

Как-то папа застал меня за этим занятием и ничего не сказал, словно бы не обратил внимания. В следующий раз я уже нарочно показался в открытую в таком виде. Помню, подол платья неловко волочился по полу и рукава так и норовили сползти. И снова — ноль реакции. Не знаю точно, что это было: злость, досада, обида или непонимание. А может, все понемногу побуждало меня вывести неприступного папочку из себя. Я попросил нашу экономку купить мне девчоночьих нарядов, никто и не стал меня отговаривать. Так и появилась Лера. Я начал отращивать волосы и позже вообще перекрасил. Отчасти из-за того, что больше не хотелось видеть в зеркале маму. Еще научился пользоваться косметикой по роликам в интернете.

Лера вышла за пределы дома, оставив Валеру сидеть в унылых четырех стенах. В средней школе почти никто из новых одноклассников не догадывался, что я парень. Даже на свиданки звали. У меня было несколько знакомых из детства, которые знали мой настоящий пол и только крутили у виска, наблюдая мои причуды. Видимо, считали, что я точно помешался.

— Олег тоже знает, да? — перебил я Валеру. И все же с каким спокойствием он рассказывает мне о таких вещах.

— Да, наши семьи всегда тесно общались. С Олежей хоть можно было нормально поговорить, в том числе и на всякие… интимные темы. Между нами ничего никогда не было, хотя я знал, что у Олега есть опыт с парнями. Мои же поклонники, когда узнавали мой пол, чуть ли не плевали мне под ноги и исчезали. Но были и те, кому показалось интересно пообщаться с мальчиком-трансом. Помимо моего психотерапевта, — при последних словах Валера как-то неловко усмехнулся. — Я даже не знаю, что еще можно рассказать. С возрастом все труднее притворяться девушкой. Сломался голос, да и прочее… Вряд ли отцу вообще нужен такой наследник, как я. Да и мне что-то общее с ним иметь мало уже хочется. Может, уеду куда-нибудь после того, как диплом получу.

— Я даже не знаю, что на это все сказать, — действительно, столько всего нужно было переварить.

— Да, в этом моя слабость. Стоит найти слушателя, так сразу готов душу наизнанку вывернуть.

— Мне правда хотелось бы, чтобы… ты не потерял настоящего себя, что ли. Мне вот без разницы, как там тебя на самом деле зовут, мальчик ты или девочка.

— Спасибо, — искренне улыбнулся Валера, а затем вдруг положил голову на мои колени. — Эх, как же жаль, что ты не мой тип… много желающих…

— Кстати, — стараясь не заострять внимание на последней его мысли, я спросил: — А как же Женя? Он не знает?

— Нет! — воскликнул Бартович, а потом в мольбе сложил руки. — Пожалуйста, не говори ему!

— Но так нельзя! Это