Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Отключив телефон, Надежда мрачно уставилась в стену камеры.
Совещание у него, видите ли!
Жена попала в жуткий переплет, сидит в камере по абсурдному обвинению – а у него для нее пяти минут не нашлось! Муж, называется! Черствый, безразличный человек!
Конечно, в глубине души Надежда понимала, что эти обвинения несправедливы и беспочвенны, что она сама тщательно скрывала от мужа истинное положение дел, уверяла его, что у нее все в порядке и что она чудесно проводит время с подругой. Но в конце концов мог бы и сам догадаться по ее голосу, что не все так хорошо, как она говорит. Ведь в других случаях он проявлял чудеса проницательности! И еще кота сюда приплел! Бейсик, видите ли, здоров и шлет приветы. Только кот его и волнует. А что у жены крупные неприятности – ему и горя мало.
Нет, полагаться можно только на себя.
А что она может? Да ровным счетом ничего.
Надежда горестно вздохнула и поняла, что впервые в жизни близка к тому, чтобы опустить руки и сломаться под тяжким грузом обстоятельств.
– Эй, ты чего? – окликнула ее Танька. – Не раскисай! Мы, женщины, должны держаться до последнего!
– Да я и не раскисаю, – уныло протянула Надежда, – что мне раскисать? У меня все хорошо, просто отлично! Подумаешь, отсижу лет пятнадцать по бредовому обвинению…
– Ты подожди. – На лице Татьяны появилось странное выражение, она побледнела, зашевелила губами и вдруг заговорила каким-то не своим, гулким, загробным голосом: – У тебя, подруга, все будет хорошо. Враг твой главный погиб, из казенного дома тебя скоро выпустят с извинениями, оковы тяжкие падут, темницы рухнут, и свобода вас примет радостно у входа. И сердце твое успокоится…
– Тань, что с тобой? – испуганно проговорила Надежда.
Только этого ей не хватало – чтобы ее сокамерница свихнулась! И так-то сидеть здесь – не сахар, а делить камеру с сумасшедшей, может быть, даже буйной…
Тут Татьяна шумно вздохнула, завертела головой, как будто проснулась в незнакомой комнате и теперь не понимает, где находится, лицо ее порозовело.
– Что это с тобой было? – спросила ее Надежда настороженно. – Какие-то странные вещи ты говорила…
– Странные? – переспросила Татьяна. – А насчет чего?
– Насчет того, что темницы рухнут, и меня отсюда выпустят, да еще и с извинениями. И что мой враг погиб, в общем, чушь какую-то!
– Нет, это не чушь! – возразила та. – На меня, Надя, иногда находит сама не знаю что, но я тогда как будто вижу, что случилось где-то в другом месте, и будущее могу предсказать…
– Что ж ты тогда свое будущее не угадала? – недоверчиво проговорила Надежда. – Не угадала, что тебя с поезда ссадят, что ты в камеру угодишь?
– Да раз на раз не приходится. Я так по заказу не могу. Это дело тонкое, сложное…
– Дело ясное, что дело темное! – поддразнила ее Надежда.
И в это время дверь камеры открылась, туда заглянула Раиса и проговорила с каким-то странным выражением:
– Которая Лебедева, на выход!
– Вот видишь? – оживилась Татьяна. – Я же говорила, что тебя выпустят! А ты мне не верила.
– Да кто тебе сказал, что меня выпустят? – ответила Надежда Николаевна, которая в последние дни ждала от жизни одних только неприятностей. – Просто снова на допрос ведут, будут в очередной раз какие-то дурацкие вопросы задавать.
Действительно, Раиса передала ее печальному Индюкову, который провел ее по коридорам и лестницам и снова привел в кабинет начальника отделения.
Только вместо полковника Горлового за просторным столом сидел теперь старый знакомый Надежды майор Дятлов.
– Здравствуйте, Надежда Николаевна! – проговорил он с непонятной робостью. – Присаживайтесь, пожалуйста.
Надежда села на знакомый трехногий табурет, но Дятлов выскочил из-за стола и пробормотал:
– Что же это такое? Так не годится, на этом же совершенно нельзя сидеть!
Он подбежал к двери, выглянул в коридор и крикнул:
– Индюков, принеси из дежурки приличный стул!
Затем вернулся за свой стол и развел руками:
– Извините, Надежда Николаевна, за всем не углядишь! Сейчас вам принесут.
– А вас что, повысили? – спросила Надежда с интересом.
– Да, как бы повысили. Временно пока. – Майор с опаской огляделся, как будто подозревал, что повысившее его начальство находится прямо здесь, в кабинете, и следит за каждым его движением.
– А полковника что, куда-то перевели?
От этих слов на лице Дятлова проступил самый настоящий ужас. Он перегнулся через стол и зашептал:
– Перевели! Еще как перевели! Так уж перевели, что не приведи, извиняюсь, бог!
– Что-то вы загадками говорите… – начала Надежда Николаевна, но в это время дверь открылась, и майор испуганно замолчал.
В кабинет вошел Индюков со стулом. Этот стул он поставил рядом с Надеждой Николаевной и обтер рукавом. Неясно, стал ли стул от этого чище, но Надежда пересела на него под приглашающим взглядом Дятлова.
Надзиратель вышел, майор проводил его взглядом.
Надежда снова спросила:
– Так что же все-таки случилось с полковником?
Дятлов завертелся как уж на сковородке, охнул и проговорил страдальческим голосом:
– Все равно ведь вы узнаете! Тайное всегда становится явным, особенно в таком маленьком городке!
Он еще раз тяжело вздохнул, покосился на дверь, потом почему-то на окно и прошептал отчетливым театральным шепотом:
– Нет больше с нами полковника Горлового! Погиб, можно сказать, на боевом посту!
– Что? – переспросила Надежда удивленно. – На боевом посту? Как это может быть? Кто же его убил?
– Экскаватор… – прошептал майор и вкратце рассказал Надежде о дорожно-транспортном происшествии, жертвой которого стал полковник Горловой.
– Так что расплющило его, Надежда Николаевна, в лепешку расплющило…
– Расплющило? – повторила Надежда и едва не свалилась со стула.
«А ведь это я ему пожелала!» – подумала она испуганно.
И вспомнила, как, выходя из кабинета полковника, пожелала в душе, чтобы того расплющило. Именно такое слово пришло тогда ей в голову… И вот – по этому ее слову все и произошло!
«Что же это такое? – продолжила она свою мысль. – Неужели мои тайные желания имеют такую власть? Но это же полная ерунда! Мистика какая-то».
Мистику Надежда Николаевна не одобряла. То есть она в нее совершенно не верила. Она считала, что все сверхъестественное – это выдумки хитрых мошенников, в которые могут верить только необразованные и недалекие люди.
И вот теперь она сама столкнулась с откровенной мистикой.