Когда мы пересекали Дон, нас заметили немецкие истребители, И-16 удалось связать противника боем. За линией фронта ПВО било не сильно, фрицы наступали, наступали быстро, не оборудуя стационарных позиций. Мы прошли железный мост, и пошли вдоль линии железной дороги, долго лететь не пришлось, в направлении линии фронта шел одиночный состав. Мы разошлись, став в круг для удара. В одном заходе, нарушив предписание, я в пологом пикировании атаковал состав 132-мм РСами, а на выходе сбросил все четыре пятидесятикилограммовые фугаски. «Сталинский наряд», ввиду полета в глубь вражеской территории, мы проигнорировали. Я видел, что попал в вагон. Интересно, в момент атаки страха не было, на земле перед вылетом, бывало, потрясет, но в бою – нет. Стрелял я метко, видимо был у меня такой дар воздушного снайпера, во всяком случае – выше средней статистики, это подтверждали все мои боевые вылеты.

«Ястребки» старались, как могли, но по всему было видно, что «Ишачки», проигрывая в скорости, уступали инициативу. Надо было драпать домой, тем более что состав, перевозивший технику, мы накрыли, я видел, как после второго захода Кадомцева взорвался паровоз.

Прошли «батюшку-Дон», как называют реку местные казаки. Дон, сколько битв видел ты за свою историю, сколько воинской крови стекло в твои воды. еще аланы и тюрки бились из-за тебя в великой степи, а затем, где-то здесь сходились полки Мамая и Дмитрия.

Уже над нашей территорией нас сзади атаковал одиночный двухмоторный истребитель. Самолет Толи Кадомцева был сбит, но командир выпрыгнул. Самолеты Елашкина и Ситника получили повреждения, но тянули домой. Немец сделал заход на меня, но, промазав, развернулся в сторону своих. Судьба во второй раз хранила меня, отводя истребители. На аэродром сел я один, причем самолет не получил повреждений. Кадомцев вернулся в часть на следующий день живой и невредимый. Женя Елашкин и Иосиф Ситник погибли, их нашли у разбившихся самолетов недалеко друг от друга, рядом и похоронили. В воздушном бою погибло два истребителя. Немцы потеряли два самолета, один из них тот, что атаковал нас, был сбит возвращающейся за нами шестеркой И-16 и упал в расположение советских войск.

Битва продолжалась, мы оборонялись, немцы подходили танковыми колоннами. В районе Калача и Абганерово противник сосредотачивает свежие силы.

Лето очень жаркое, температура на солнце больше сорока градусов, много пыли. Пыль оседает на одежде и лице, попадает в глаза, забивает фильтры. Спасаясь от жары и пыли, по аэродрому ходим голыми по пояс, моемся водой из противопожарных бочек или бегаем к ближайшей речушке. Техникам хуже, они всегда в масле и, прежде чем мыться водой, вынуждены протирать себя ветошью, смоченной в бензине.

17 августа 1942 года силами полка из девяти самолетов взлетели для нанесения удара по скоплению немецких танков обнаруженных в районе Абганерово. Поднялись в воздух в десять часов утра, погода ясная. Обнаружить днем в безоблачную погоду танки будет не сложно. Ведет группу комаэск Кадомцев. Сегодня идем без истребителей, занятых на других участках фронта, потери огромны во всех видах авиации. Еще над аэродромом набираем тысячу пятьсот метров, чтобы лучше видеть участок фронта, на котором ведут наступление немецкие танки. Идем тремя звеньями плотным строем. Вот оно, поле боя – «ничейная полоса». Впереди слева Абганерово. Маневрируем, пытаясь держать строй, начали работать фашистские зенитчики, надо бы разойтись. Развернулись на Абганерово, перестраиваясь для атаки. Рядом разорвался снаряд, инстинктивно я дергаю ручку вправо и вверх и налетаю на ближайший Ил-2. Самолеты сталкиваются плоскостями. После удара мой Ил, ставший неуправляемым, уходит вправо вниз к земле. В голове проноситься жизнь. Я вижу, что значительная часть крыла разрушена, высота позволяет, и, думая только о спасении, быстро, как учили, покидаю поврежденную машину. Парашют раскрывается, стараюсь развернуться, чтобы увидеть второго летчика, что с ним? Зенитчики открыли огонь по куполу, но расстояние большое, быстрее бы приземлиться. Я плюхаюсь на нейтральную территорию. Впереди, в стороне наших позиций рвутся снаряды – это ведет огонь немецкая артиллерия и минометы, значит мне туда. Ползком и перебежками пробираюсь к своим. Но где другой летчик?

В часть я вернулся под вечер. Второй летчик так и не вернулся. Когда возбуждение прошло, над инстинктом самосохранения верх взяли эмоции. Что произошло. я сбил боевого товарища и уничтожил два самолета, притом, что все остальные самолеты полка вернулись, доложив об уничтожении более десяти танков. Мне казалось, что полк плюет мне в лицо. Ночью я вышел из душной землянки и, отойдя на край аэродрома, достал пистолет. Застрелиться и покончить с позором?! Сняв оружие с предохранителя, я подвел дуло к виску, палец лег на курок, все, конец! Но покончить с собой у меня не хватило духу. Дрожащими руками я спрятал пистолет и впервые за последние лет двадцать пять заплакал. Что же я за мужик?!

Утром следующего дня меня вызвал командир эскадрильи.

– Суда не будет. Я знаю, что ты грамотный летчик, и произошло это случайно. У нас сейчас каждый на счету. Что толку тебя отдавать под трибунал, когда ты и так в любой вылет кровью искупишь.

В голову мне пришла сумасбродная, но тогда показавшаяся мне правильной, идея. За мной закрепили другой самолет, и я добился разрешения у командира полка выкрасить его в яркий цвет. Наверное, это звучало глупо, но я хотел, чтобы мой Ил, отличаясь от других по окраске, привлекал бы гитлеровцев, и именно меня они бы в первую очередь атаковали. Так я хотел искупить свою вину кровью. Раздобыв красной и желтой краски и смешав их, мы с авиамехаником Сергеем Коломеецем выкрасили крылья и хвост Ил-2 в оранжевый цвет. Получилось некрасиво, но ярко.

20 августа в 10.30 пошли на атаку немецких танков около переправы через Дон. Шестью Ил-2, взяв по четыреста килограммов бомб и по восемь бронебойных реактивных снарядов. Восемь Яков вылетели в тот же квадрат фронта, обеспечивая наше прикрытие. Отсутствие вражеских истребителей позволило нам с ведущим смоделировать ситуацию прошлого столкновения и отработать расхождение вверх и вниз, а не друг на друга. В первом заходе сбросили бомбы, во втором атаковали ракетами. Боеприпасы ложились в секторе целей, но прямых попаданий не было, тогда заместитель командира эскадрильи Иван Бабишев, сохранивший ФАБы, пошел на переправу и с одного захода разрушил ее. Поливаемые огнем зениток и всего, что могло стрелять, мы пошли обратно. Налетели «худые». Цвет не помог мне геройски погибнуть, видимо, желание жить все еще было сильнее. На аэродром вернулись только Бабишев и я. Четыре Ила и пять истребителей остались гореть за Доном.

Полк нес огромные потери. 22 августа геройски погиб командир звена лейтенант Ваня Богачев. На горящем самолете, предпочтя смерть плену, он врезался в переправу у Нижнего Акатова и разрушил ее. Он действовал сознательно, в последний момент, выкрикнув в эфир.

– Прощайте, иду на мост!

Подвиг Богачева заставил задуматься, а как бы поступил я. потянул вверх, пытаясь сбить пламя, выпрыгнул бы с парашютом над врагом или в отчаянии и безысходности направил самолет на переправу?

Ко второй половине августа в полку осталось восемь боеготовых самолетов, и это было еще что, некоторые штурмовые полки нашей дивизии вообще остались без самолетов.