Надеждин взвился:

– Вы слышали товарищи, как этот негодяй оскорбил секретаря партийной комиссии? Слышали?

По залу прошел ропот.

Заставив себя успокоиться, Запрелов открыл свой партбилет, перелистал его и затем с силой швырнул в сторону президиума, крикнув вдогонку:

– На, падла! Держи билет! Я в одной партии с такими, как ты, Палагушин, Русанов, находиться не желаю! Подавитесь своей партией, козлы!

И, резко повернувшись, Запрелов пошел на выход.

Кто-то крикнул:

– Да он пьян!

– Назад, Запрелов!

Илья остановился, повернулся.

В зале наступила тишина. Он проговорил:

– А не пошли бы вы, господа коммунисты, на..?

И, хлопнув дверью, вышел в коридор.

К нему тут же подошел майор:

– Ну, как там, Илья?

– Хреново, Стас! Ты извини, я там вывел из себя комиссию, тебе лучше сейчас туда не попадать! Слиняй лучше. Прикинься, что живот прихватило. Иначе на тебе отыграются!

– Еще чего! Я да прятаться? От кого? Ты-то чего там учудил?

– Билет партийный бросил!

– Серьезно?

– Разве этим шутят?

– Ну, молодчик! Уважаю! Билет на стол это, знаешь ли, поступок!

– Поступок? Ну, удачи тебе, майор, я пошел отсюда, увидишь пидора Палагушина, передай: своим ходом доберусь, пусть не ищет и не ждет. Утром встретимся!

И капитан направился к выходу из штаба.

А внутри зала, где заседала партийная комиссия, после шума, поднятого последней выходкой Запрелова, внезапно наступила тишина.

В этой тишине поднялся со своего места полковник Саркисян. Он мрачно осмотрел членов парткомиссии, затем спросил:

– Доигрались, мать вашу? Кого решили унизить? Того, кто кровь за Родину проливал? Унизили? Ну, мы еще разберемся по служебной линии кое с кем. Я же больше не считаю себя членом этой парткомиссии и буду настаивать на переизбрании ее! В ближайшее время. А вам, подполковник Палагушин, и вам, капитан Русанов, находиться в готовности к откомандированию в Афганистан! Для вас эта командировка просто необходима! Приказ, думаю, не задержится, я сегодня же свяжусь со штабом округа по этому вопросу. Все! Можете продолжать свои игрища, но уже без меня!

Полковник вышел. Вслед за ним зал ожидания покинуло еще несколько офицеров. Продолжать комиссию Надеждин не мог из-за отсутствия кворума. Пришлось закрыть собрание. Майору Лебеденко повезло. Илья, по сути, отвел от майора реальную угрозу заранее запланированной расправы над ним.

Палагушин с Русановым покинули зал одними из последних. Оба были в ступоре. Комбат в коридоре присел на стул. Рядом угнездился парторг. Палагушин произнес:

– Вот так! Вот тебе и Запрелов! Недооценил я его, недооценил. А все пьянка с толку сбила. Думал, деморализован он. Ан нет! Он-то как раз на решающую схватку вышел во всеоружии. Переиграл, сука, вчистую!

Русанов проговорил:

– Так нас теперь точно в Афган, Алексей Николаевич?

– Испугался?

– А как же должность, академия?

– Как, как? Каком! Отвоюешь, и звание получишь, и академию. Или цинковый гроб, если где оплошаешь. Это теперь как повезет! И тебе, и мне!

Парторг заныл:

– А может, Саркисян это вгорячах сказал? Ну, про Афганистан?

Комбат вспылил:

– Слушай! Иди в машину и там на заднем сиденье причитай! Я скоро подойду!

– Но меня жена не дождется! – вдруг ни с того ни с сего вскрикнул Русанов.

Палагушин презрительно посмотрел на того, кого все это время держал в шестерках, с ухмылкой проговорил:

– И правильно сделает! Что, рядом более стоящих мужиков нет, что ли?

– Но, товарищ подполковник!

– Я сказал, пошел вон!

До предела расстроенный секретарь партбюро вышел на улицу и, сев на лавку, горестно задумался. Его душили слезы. Слезы обиды и ненависти к Илье. Ведь во всем, что произошло, был виноват он один. И теперь парторгу вместо теплого штабного местечка светила реальная перспектива познать все прелести войны, к которой капитан не был готов ни физически, ни морально.

Вернулся в Меджер Запрелов последним автобусом, в 1.30 ночи. Водитель, высадив пассажиров, местных жителей, остановил капитана на выходе. Это был молодой парень. Он спросил:

– Как же вы, товарищ капитан, будете до городка добираться? До него, если не ошибаюсь, верст десять будет?

– Около восьми. А добираться буду пешком. Ночи теплые, звездные, чем не время для прогулок. Тем более другого варианта попасть в гарнизон просто не существует!

Водитель улыбнулся:

– Ошибаетесь. Существует! Мне все равно на дальнюю заправку ехать и ночевать на станции, я подброшу вас до городка.

– Видимо, у тебя в армии командир хороший был.

– Угадали!

– Ясно. Тогда вперед?

В семь утра к Запрелову пришел Чупанов.

Тот еще не знал, чем закончилась поездка капитана в Ашхабад. Узнав подробности, возмутился:

– Но как ты мог, Илья? Ты же, получается, сдался?

– Нет, Артем, я не сдался. Я просто высказал свое мнение и поступил так, как подсказала мне моя совесть, а не расчет! Ты-то должен знать, что честь свою я не променяю ни на какие блага, которые можно получить, поступившись ею. Мне не нужны никакие чины, никакие звания, если за них надо платить собственным достоинством. Так что я не сдался, потому как не приучен сдаваться. Драться до конца – да, но не сдаваться. Не забывай, что я командовал ротой специального назначения и где командовал!

Замполит вздохнул:

– Да помню я! А Палагушин что?

– Мне плевать что на него, что на всех его подхалимов.

– Что думаешь делать дальше?

– Хочу встретиться с Ириной. Еще раз поговорить с ней. Вне дома. Не знаешь, она не вышла на работу?

Чупанов прошелся по комнате, не ответив Запрелову.

– Артем, я задал тебе вопрос. Почему ты молчишь?

– Уехала Ирина. И мать ее, и дядя, и ребенок, естественно!

– Как уехала? Куда? Почему?

– Никто не знает. Галя говорила, что она как с больничного вышла, тихо расчет получила – и больше ее не видели.

– Но когда это произошло?

– Вчера. Когда ты был в Ашхабаде.

– За один день вся семья снялась с места и уехала?

– Да. В квартире другие люди, наверное, заранее договорились об обмене.

– Ничего не понимаю…