— Что мы с ним будем делать? — строго спросил Лоза. — Али своих ртов недостаточно?

— Мало ли… За коровами пусть ходит, а наверх выйдем — холопом моим станет. Ежели, конечно, вы позволите, — спохватился Рваное Ухо. — Мне ж одному на пашне впору тем же шнурком удавиться. Жена одних девок таскает хоть самих в плуг запрягай!

Добровольный разведчик хоть и не так понимал язык, как Прозора, но кое-что узнал.

— Забоялись нечистые! Друг дружке сказывают, мол, село проклятое. Мол, на русских злых духов управы нет.

Слов нет, холмчане собой гордились. Многие ли сельчане на Руси догадались не только соорудить себе такое убежище, но и одним своим существованием до смерти напугать вооруженных вражеских воинов!

— А ещё их главный — они его юз-баши называют…

— Сотник, значит, — подсказала Прозора.

— Так сотник этот злодейство супротив нас замыслил. Ежели, бает, нечисть какую увидите, жгите ту избу, в которой она завелась, не жалеючи!

— Известно, не свое, так и не жалко! — загалдели мужики. — Жечь! Кому-то, значит, примерекается, а нам жилья лишаться?!

— А что бы нам — коли мы и есть те самые злые духи — не разозлиться? предложила Прозора. — И одну избу для острастки сжечь! Вместе с нехристями.

— Чью? — в один голос выдохнули мужики. Кто же с легким сердцем отдаст свою избу на сожжение?

— Они и сами могут поверить в то, что село проклятое, и спалить его вовсе…

Холмчане стали чесать затылки — что делать?

— Сожжем избу Раздорихи, — предложила Прозора. — Она нынче одна живет, сын в дружине князя… А напасть кончится, всем селом отстроим ей новую избу. Изба её как раз напротив нашего дома, где теперь живет их сотник, пусть он первый и напугается!

Мужики с её предложением согласились, вот только сжигать монгольских воинов вместе с избой Лоза наотрез отказался.

— Пожалел? — едко спросила Прозора. — Ты уже забыл, что сделали с нами эти звери?

— Не забыл, — спокойно ответил её супруг. — Но мы — не звери. Ворвемся в избу и скрутим их.

— Кто-то говорил о лишних ртах…

— Станут есть то же, что и мы. Потом отдадим пленных князю, пусть он их судьбу решает… Небось, посчитаем, сколько они съедят!

— Ежели князь к тому времени сам жив останется, — заметил Рваное Ухо.

— Что ты такое говоришь?! — возмущенный Лоза сжал кулаки. — Как смеешь такое… о князе!

От неожиданности смерд отшатнулся, а потом соболезнующе глянул на Лозу.

— Значит, ты, боярин, не догадываешься? Мунгалы-то Лебедянь осадили!

— Господи! — в смятении пробормотала Прозора. — Там же Любомир, Анастасия, дети…

— Там — целый город! — Лоза в момент будто съежился, раздавленный страшной вестью. — Хорошо бы нам подумать не только о том, как нехристей испугать, но и как князю Всеволоду помочь.

— Помочь? — удивленно переспросил один из селян. — Да кто мы такие? Мыши в норе! А рядом кот караулит. И оружия никакого. Сбил да поволок, ажно брызги в потолок?

— А я не согласен мышам уподобляться, — возразил другой селянин. — А задуматься, дак и мышь, в угол загнанная, укусить норовит.

— Вот мы и попытаемся нехристей из села выжить, — заключила Прозора. Много ли сделаешь под землей сидючи?

— Начнем помолясь, — согласился Лоза.

Сделали, как и задумали на своем военном совете. Рваное Ухо осторожно влез на крышу избы, где расположились монголы, и закрыл дощечкой трубу ещё не догоревшей печки. Теперь оставалось лишь посидеть и подождать. Когда холмчане ворвались в избу, монгольские воины — все пятеро — лежали на полу без сознания.

Оставалось лишь вытащить их на свежий воздух, где без помех связать, в то время как остальные лазутчики поджигали избу.

Дело чуть было не испортил один из пленников. Увидев склоненного над ним мужика по прозвищу Леший, заросшего до глаз жесткой курчавой бородой, он дико закричал от страха, прежде чем ему успели заткнуть рот. Несчастный решил, что урусская нечисть как раз собралась пить из него кровь.

Анастасия стояла вместе с другими горожанами на городской стене и смотрела вниз на поле, где перемещались в разных направлениях всадники в пестрых разномастных одеяниях. Монгольские полководцы не предъявляли особых требований к одежде своих воинов. Куда важнее было, какое при них оружие и каковы кони?

Она видела, что многие женщины смотрят на гарцующих вдали монголов с ужасом — их было так много, что казалось, будто на каждого защитника города приходится не менее сотни.

Мужчины смотрели, играя желваками: ох, трудно придется! Но о смерти мало кто думал — чего о ней заранее думать, каждому свой срок отпущен.

— Что это такое они притащили? — пробормотала вслух Анастасия, разглядывая странные, похожие на огромных длинномордых свиней сооружения на колесах, которые монголы откуда-то доставили.

— Орудия стенобитные, — пояснил стоящий рядом с сестрой Владимир; своей жене он запретил появляться на городской стене. С сестрой не сладишь, та с детства была неслухом.

В глубине души, однако, он не мог не признать, что те немногие женщины, что на стену пришли — включая боярыню Милонегу, которую он уважал с детства, — вели себя спокойно, несуетливо. Явного испуга не показывали, и мужчины при них приосанивались, выставляли грудь колесом.

Накануне какие-то отчаянные мунгалы попытались к городским воротам прорваться. Притащили длинную доску — и где такую сыскали? — и пробежали по ней, ловкие, словно скоморохи-канатоходцы.

Первыми спохватились как раз женщины. Анастасия предложила ещё прежде случившегося установить над воротами котел с кипящей смолой, чтобы потом две женщины по обе стороны от ворот за веревки дергали и котел опрокидывался.

Будто чуяли, с утра под котлом костер развели. На четверых басурман его и опрокинули. Двое под воротами тут же полегли. Один бежать кинулся в запале, да в ров с водой свалился. Утонул. Последний спасся. Так получилось, что женщины первые счет поверженным врагам открыли.

— Но для того, чтобы подвезти эти орудия поближе, — проговорила между тем Анастасия, — разве не нужно вначале перебраться через ров?

— Нужно, — кивнул Владимир. — Нехристи как раз этим и занимаются. Видишь, на дороге телеги показались — что на них нагружено?

— Вроде, деревья, — неуверенно сказала Анастасия, и тут её осенило: Деревья они собираются сталкивать в ров! А вы что будете делать?

— Князь уже распорядился, — брат кивнул туда, где в окружении дружинников стоял Всеволод. — За выступами стен стоят с десяток лучников.

— Кажется, и они своих лучников приготовили, — заметил Владимир, и сестра подивилась зоркости его глаз.