В чем была, отчаянно стуча туфлями без задников и то и дело теряя их, я выскочила через калитку на улицу. Ночную темноту несколько рассеивал свет далеких уличных фонарей. В их свете я увидела почти на самом перекрестке стоящую у тротуара машину, а возле нее шевелились черные тени. Одна из них держала над головой странный предмет, похожий на растрепанную метлу или зонтик с торчащими спицами. Я уже открыла рот, чтобы заорать на всю улицу, но передумала: глупо и опасно. Так и не закрыв рта, я молча, в полной тишине, помчалась к машине. В полной тишине, если не считать, конечно, отчаянного стука деревянных подошв моих домашних туфель по мокрому тротуару. Машина вдруг взревела мотором и оттолкнувшись от тротуара, умчалась вдаль, а на перекрестке осталась одинокая фигура с метлой над головой.

– А ты чего выскочила? – допытывалась Алиция, когда мы обе уже сидели в прихожей, проникнув в дом через раскрытое окно на террасе, ибо дверь, как выяснилось, я, выбегая, захлопнула.

– Сердце подсказало, – ответила я, обтирая мокрые туфли туалетной бумагой. – Только дурак мог отпустить тебя одну в такую пору. Знаем ведь, что наш убийца упрям, как дикий осел в капусте. Что там было?

– Я не очень поняла, то ли они хотели меня увезти, то ли прикончить на месте, – ответила Алиция, пытаясь привести в порядок зонтик. – Интересно, чего это из него спицы повылезали? Я и не заметила.

– Оставь зонтик в покое! Толком расскажи, откуда взялась машина.

– Не знаю. Когда я уже возвращалась с сигаретами, она подъехала сзади, затормозила рядом со мной. Вышел какой-то тип, второй сидел за рулем. Тот, что выскочил, вроде собирался на меня кинуться, но как меня увидел, вроде расхотел.

– Почему, интересно? Ты ему не понравилась? Произвела на него плохое впечатление?

Отказавшись от попыток починить зонтик, Алиция бросила его в угол, вытащила из кармана сигареты и вдруг принялась глупо хохотать.

– Знаешь, похоже, я его обманула. Шла я себе спокойно и по дороге все о наших преступлениях думала. Рассматривала их в хронологическом порядке. Дойдя до фру Хансен, я, обрати внимание, рассудила так: если он в нее стрелял, вместо того чтобы сбежать, значит, она его видела. И он боялся, что она его узнала…

– О господи, оставь сейчас фру Хансен в покое! Говори о том, что стряслось только что!

– Так ведь дело как раз в ней! Он выскочил из машины и спрашивает меня: «Фру Хансен?» А я ему, не подумав, в ответ: «Что вы! Ведь фру Хансен в больнице». Он будто малость опешил и спрашивает: «Как! Уже?» – «Конечно, – подтвердила я. – В нее стреляли». А тут ты выскочила и к нам ринулась, ну они и смотались. Только потом я подумала, что, может, это он обо мне спрашивал.

– Ну это лишь с тобой может случиться. Забыть, как себя зовут!

На сей раз Алиция побила все рекорды своей рассеянности. И как такое вообще могло случиться? Вот я, к примеру. Забывала ли я хоть раз в жизни, что Хмелевская – это я? Подумав, честно признала – да, был такой случай, давно, правда, на похоронах моей светлой памяти прабабки. И перед глазами, как воочию, предстала могильная плита с собственной фамилией… Избавившись от этой малоприятной картины с некоторым трудом, я взглянула на Алицию, которая еще не успела переодеться, и вынуждена была признать:

– И то сказать, глядя на тебя никто не подумает, что это ты. Не везет этому бандиту! Других он принимает за тебя, а тебя за других. Думаешь, он в первую минуту поверил, что опоздал и тебя прикончил кто-то другой?

– Похоже на то. Мое сообщение его малость ошарашило, а тут сразу ты помчалась в атаку.

– Это как же понимать? В засаде он сидел со своей машиной, что ли? Откуда он мог знать, что ты пойдешь за сигаретами? И вообще, что ночью будешь выходить из дому?

– Чего ж тут не понять? Ведь я же собиралась ехать к Енсу. Может, он ждал, когда я буду возвращаться от Енса?

– Очень может быть! И его сбило с толку, что ты вышла из дому вместо того, чтобы в него возвращаться. А тем более, что вышла не ты, а пугало какое-то. Интересно, откуда он мог знать о Енсе?

– Так я же сама говорила…

– Кому?!

Мы уставились друг на друга, пытаясь вспомнить, кто мог знать о предстоящем визите Алиции к Енсу.

– Говорила я с ним по телефону… – неуверенно начала Алиция.

– …и говорила по-датски. А кто мог слышать? Вот тут сидели мы, наш дорогой герр Мульдгорд и Анита. Анита знает датский не хуже родного польского. А кто сидел у Енса?

– Не знаю. Придется, наверное, спросить его…

– А кому ты еще об этом говорила?

– Да все родственники знали!

– …Рой пришел уже после разговора. Но мог стоять под окном и подслушать. А Рой ведь по-датски понимает…

– Ну вот опять те же – Рой и Анита…

– А вдруг это кто-то из твоих датских родственников? Вдруг Енс? Он тоже много ездит и не вызывает подозрений…

Алиция хотела выразительно постучать по лбу, но раздумала.

А потом все-таки постучала.

– Эдик кричал, что я пускаю в дом всяких таких и даже махнул рукой, а ведь Енса при этом не было.

– Зато накануне был. Эдик его видел. По пьянке мог перепутать. Вспомни, ведь он кричал: «И ему тоже скажу!»

Алиция задумчиво покачала головой.

– У меня такое ощущение, что мы с тобой топчемся где-то совсем рядом и никак не попадем, куда нужно. Тепло, еще теплее, горячо… Нутром что-то чую и не пойму что.

– Звони герру Мульдгорду, пусть он думает, это его обязанность. Может, машину опознают. Не но номеру, конечно, номер заменить – раз плюнуть, опознают по чему-нибудь другому. И вдруг они продолжают фотографировать?

На следующий день, отправляясь в Шарлоттенлунд на бега, я предупредила своих, что могу не вернуться, поскольку собиралась встретиться там со своей давней приятельницей и у нее потом переночевать. Не очень-то я люблю оставаться на ночь в незнакомом доме, но мы с ней так давно не виделись, что наверняка не успеем за вечер обо всем переговорить. Если же по какой-то причине с приятельницей мы не встретимся, то я вернусь домой – рано или поздно, скорее поздно.

С приятельницей я, правда, встретилась, но еще до бегов. В Шарлоттенлунд она ехать не могла, и я отправилась одна.

В этот день с лошадьми что-то стряслось: чуть ли не каждый забег приходилось начинать по нескольку раз – сплошные фальстарты, – так что последний проходил совсем ночью. Я выиграла какую-то мелочь, но и тут пришлось подождать, чтобы ее получить. Когда я шла к станции через лес, было совсем темно. То и дело спотыкаясь, я брела медленно и опоздала на поезд. Пришлось ждать следующего, так что на станции Аллерод я оказалась без десяти двенадцать, а к дому Алиции подошла уже в полночь.

Только тут я сообразила, что у меня нет ключа от входной двери – оставила его в кармане плаща, а поехала в костюме. Дом стоял темный, тихий, как будто вымерший.