— Куда она упала?

— Мне кажется, вон туда, где лодка с красным и зеленым фонарями, — последовал неуверенный ответ капитана.

— Гребите туда, — тихо сказал Джеральд Гудрун.

— Спаси ее, Джеральд, спаси, — раздался плачущий детский голосок. Джеральд не обратил на это никакого внимания.

— Наклонитесь в ту сторону, — попросил Джеральд, вставая в полный рост в шаткой лодке. — Она не перевернется.

Еще мгновение — и он уже летел ласточкой в воду. Гудрун сильно качнуло, по встревоженной воде побежали радужные блики; девушка вдруг осознала, что луна еле светит, а Джеральд исчез. Получалось, что человек может вот так навсегда исчезнуть. Ужасное предчувствие неминуемой трагедии вытеснило из ее сознания все остальные мысли и чувства. Она понимала, что отсутствие Джеральда делает мир другим — без него мир уже не тот. Ночь казалась бесконечной и пустой. Тут и там покачивались фонари, люди тихо переговаривались на пароходе и в лодках. Гудрун слышала жалобные стоны Уинифред: «Найди ее, Джеральд, найди ее!» Кто-то пытался ее утешать. Гудрун бессмысленно кружила на одном месте. Жуткая, плотная, холодная, бесконечная поверхность воды пугала ее. Почему он не всплывает? Она чувствовала, что тоже должна прыгнуть в воду, чтобы испытать весь ужас.

Гудрун услышала, как кто-то сказал: «Вот он», и вздрогнула. Джеральд плыл легко — не хуже выхухоли. Она непроизвольно направила каноэ к нему. Но он был ближе к другой — большой — лодке. И все же она гребла туда, чувствуя, что должна быть рядом. Она не сводила с него глаз — он был похож на тюленя. Он был похож на тюленя, когда перекидывал ногу через борт другой лодки. Белокурые волосы прилипли к круглой голове, лицо блестело. Она слышала, как тяжело он дышит.

Наконец он забрался в лодку. Как красива была его спина, когда он перелезал через борт, — белая, тускло мерцающая. Глядя на нее, Гудрун хотелось умереть, да, умереть. Красота этой слабо поблескивающей спины, округлые, упругие ягодицы — такое зрелище трудно вынести, слишком оно совершенно. Она понимала, что здесь таится ее погибель. Такая красота ничего хорошего ей не сулит.

Для нее он был не мужчиной, а божеством, великим явлением в ее жизни. Она видела, как он утирает воду с лица и поглядывает на забинтованную руку. Она понимала, что ничего хорошего из этого не выйдет, понимала также, что никогда больше не испытает ничего подобного, это высший взлет.

— Потушите огни — будет лучше видно, — внезапно раздался его ровный и вполне земной голос. Гудрун с трудом верилось, что она пребывает в земной реальности. Наклонившись, она погасила фонари. Это оказалось не таким уж простым делом. В других лодках тоже потушили фонари, теперь огни горели только на борту парохода. Серо-голубые сумерки окутали озеро, светила луна, вокруг скользили тени лодок.

Послышался всплеск — Джеральд снова нырнул. Гудрун села, ее подташнивало от страха: так пугающе выглядела ровная бесконечная водная гладь, мрачная и безжалостная. Посреди однообразного водного пространства она чувствовала себя очень одинокой. Это было не добровольное уединение, а скорее жуткое, холодное заточение, полное неизвестности. Она находилась на поверхности чужого страшного мира, ожидая момента, когда тоже исчезнет в его глубинах.

По возбужденным голосам Гудрун догадалась, что Джеральд снова вынырнул и забрался в лодку. Ее непреодолимо тянуло к нему. Всей душой стремилась она к нему через незримые воды озера, сердце ее продолжало страдать от невыносимого одиночества, и ничто не могло ей помочь.

— Отведите пароход к берегу. Он здесь не нужен. Приготовьте трал для поиска, — слышался решительный, энергичный голос.

Лопасти парохода потихоньку заработали.

— Джеральд! Джеральд! — истошно звала брата Уинифред. Он не отвечал. Пароход медленно, неуклюже развернулся и двинулся к берегу, быстро растворяясь во мраке. Попутная струя от лопастей становилась все более тусклой. Гудрун покачивалась в легкой лодочке, слегка удерживая веслом равновесие.

— Гудрун! — позвала ее Урсула.

— Урсула!

Лодки сестер сблизились.

— Где Джеральд? — спросила Гудрун.

— Он снова нырнул, — горестно сказала Урсула. — А ведь ему с больной рукой не следовало бы.

— Я заберу его домой, — сказал Беркин.

Кильватерная струя снова качнула лодки. Гудрун и Урсула высматривали Джеральда.

— Вон он! — крикнула Урсула, у нее зрение было острее. На этот раз Джеральд меньше задержался под водой. Беркин стал грести к нему, Гудрун следовала за Беркиным. Джеральд плыл с трудом. Подплыв к лодке, ухватился за борт больной рукой. Рука соскользнула, он снова погрузился в воду.

— Почему ты не поможешь ему? — возмутилась Урсула.

Джеральд вынырнул снова, и Беркин, склонившись над водой, помог ему влезть в лодку. На этот раз Джеральд делал все гораздо медленнее, тяжелее, движения его напоминали неуклюжие повадки земноводных. Лунный свет, как и раньше, мягко заливал белую влажную фигуру, освещая склоненную спину и крутые ягодицы, но теперь мужчина выглядел побежденным — его попытка залезть в лодку и последующее падение были неловкими и нескладными. Он тяжело дышал, как больное животное. Измученный, сидел он неподвижно в лодке, голова его напоминала тюленью, да и во всем его новом облике не было ничего знакомого, человечьего. Гудрун механически гребла за ними, ее била дрожь. Не говоря ни слова, Беркин повернул к пристани.

— Ты куда? — встрепенулся Джеральд.

— Домой, — ответил Беркин.

— Это невозможно! — властно заявил Джеральд. — Нельзя возвращаться, пока их не нашли. Поверни назад. Я должен их отыскать. — Голос его звучал повелительно, жестко, в нем появились почти безумные нотки, возражать ему было бессмысленно, и женщины испугались.

— Нет, тебе больше нельзя, — сказал Беркин. Чувствовалось, что он с трудом произнес эти слова. Джеральд молчал, но вид у него был такой, что казалось — он может убить. А Беркин ритмично греб, не сбиваясь с курса, с твердой решимостью достичь берега.

— Почему ты лезешь не в свое дело? — сказал Джеральд, в его голосе звучала ненависть.

Беркин не отвечал. Он греб к берегу. Джеральд сидел, не говоря ни слова, он был похож на оцепеневшее животное, тяжело дышал, стучал зубами от холода, плечи его ссутулились, голова напоминала тюленью.

Они причалили к пристани. Насквозь промокший Джеральд поднялся по ступенькам, он выглядел беззащитным. В ночном мраке он разглядел отца.

— Отец! — позвал он.

— Да, мой мальчик? Ступай домой и переоденься.

— Нам их не спасти, отец, — сказал Джеральд.

— Надежда еще есть, мой мальчик.

— Боюсь, что нет. Мы не знаем, где они. Их нельзя отыскать. И вода холодная, как лед.

— Мы спустим воду, — сказал отец. — Иди домой и позаботься о себе. Присмотри за ним, Руперт, — попросил он безжизненным голосом.