Скорожитовский нахмурился. Может, тоже чего вспомнил, а может, его уже не на шутку раздражают местные «сусанины», от которых толку как от козла молока? Но Кондратьев все же бросил на коллегу острый взгляд, давая понять, что куратору много чего дозволено, вот и надо терпеть, пока он рядом.

— Павел Ильич, я человек бывалый, эти места отлично знаю… А вы с Леонтием Ивановичем впервые в наших краях…

— Что вы хотите этим сказать? — насторожился Скорожитовский. — Вообще-то в губернии я не впервые… — и резко прервал свою речь, вспомнив о негласном предостережении начальства.

— Да не хотел я вас обидеть, милейший, — поправился профессор. — Хотел лишь сказать, что здесь есть тропинка вокруг кургана, где и находится вход в пещеру. Так вот… Нас трое. И потому предлагаю осмотреть окрестности таким образом: я пойду по тропе в одну сторону, а вы вдвоем — в другую. Через пару часов мы встретимся. Только… Дорогие мои…. ну очень попрошу — не сбиваться с маршрута! Иначе…

— А-а-а… вот вы о чем, — буркнул под нос зам Кондратьева.

— Вот именно! Нас ведь трое! В любом случае кто-то должен идти один…

— Хорошо! — с готовностью произнес глава экспедиции. — А какие есть у нас шансы?

— Шансы, конечно, есть… Например, ваши… — он замолчал и тут же поправился, — не так сказал, простите, наши люди могли выйти из пещеры через какое-то ответвление… могли попасть в подводную реку, а она тоже вынесет их сюда — столько здесь всяких запруд… А может, какой предмет увидим? Я имею в виду из обмундирования…

— Не приведи Господь… — не сдержался Кондратьев.

— Да не это я хотел сказать! Вдруг кто обронил фонарь или бросил вещмешок…

— А-а-а, ну это другое дело! — облегченно вздохнул тот.

Так и порешили.

* * *

Вступала в свои права третья декада июля. Макушка лета, но уже с уклоном на развязку. И эта развязка заключалась не только в завершении срединного летнего месяца, но и в приближении финала экспедиции. А он уже маячил на горизонте… И что? Что сделали? Что нашли? Одни потери… Разве что — амазонит, но это ведь — не открытие. И есть он в минералогическом кабинете университета! Вот если бы не было — то да! Арбенин сказал, что впервые в империи откопали его именно… на Урале! Очень интересно! Но — не ново! А публицист Потапенко, тот вообще считает, что об этом камне упоминали еще и Геродот, и Птолемей, и Плиний… То есть, эта находка и не такая ценная?

Размышляя об экспедиции, Кондратьев не заметил, как остановился на этой едва заметной тропе. Скорожитовский шел за ним, в паре шагов, и потому тоже замер:

— Что-то заметили, Павел Ильич?

— Да нет… Просто думаю… Жалко будет, если закроют экспедицию. И что мы нарыли? Только амазонит? И тот — не раритет!

— Как? А древний чоппер?

— Это вы о чем?

— Разве не знаете? А, да, вас там не было… Короче, Потапенко нашел в пещере и сказал, что это свидетельство того, что здесь жил человек аж триста тысяч лет назад… и сточил камнем такое орудие труда из яшмовой гальки…

— Понятно. И где этот камень?

— Был у Потапенко. Он его в тряпку завернул и положил в карман.

— Н-да-а… Уехал чоппер в Ныроб, а оттуда — в Чердынь. А мы ведь можем и напрямую в Пермь двинуться… Так что… Эх! — Кондратьев вздохнул и, нагнувшись, поднял палку, что лежала под ногами. — Смотрю, лес кончается… впереди — одни камни, может и не быть такой трости.

Он пристально посмотрел на Скорожитовского:

— Вот смотрю я на вас, Леонтий Иванович, и думаю: когда ж начнете разговор?

— Вы о чем?

— Как о чем? Об амазоните! — Кондратьев буквально простреливал его всепроникающим взглядом. — Ну, хорошо, до этого мы с вами не оставались наедине — то народ толпился вокруг, то я уезжал… А вот сейчас, когда нет свидетелей… вы молчите…

— А что говорить? Вы и так все знаете!

— Знать самому — это просто догадки! А вот услышать их подтверждение…

— Простите, Павел Ильич! Но я не мог по-другому!

— Почему? Руки чесались схватить амазонит, когда я выходил отбить телеграмму? А потом подбросить его Арбенину? Думаете, не догадаюсь? Да… не сразу, конечно, но… понял, что это вы… Да говорите! Если я вас не выдал до этого, то и сейчас не выдам тем более.

— Вы ведь знаете, Павел Ильич, — начал тот заискивающим тоном, — как я вас уважаю… А тут…

Он прищурился и, сделав заговорщический вид, на всякий случай огляделся по сторонам и все равно перешел на шепот:

— Я ведь не хотел Арбенина подставлять…

— А кого ж тогда?

— Хотел отомстить… Сибирцеву… да у него комната была закрыта, не смог в нее попасть…

— Это что ж, между вами черная кошка пробежала?

— Не чернее той, что меж вами и Арбениным!

— Ах, вот оно что? Значит, вы в курсе наших с ним отношений?

— Да. И еще в курсе того, что Арбенин с Сибирцевым удумали писать исследование по звериному стилю.

— Как? — насторожился Кондратьев. — Это вы не привираете?

— Нет. Я видел в руках Николая Петровича книгу Спицына об этом… шаманстве… А потом слышал их разговор, когда проходил по коридору мимо комнаты… И ведь если напишут — могут издать и без вас — сейчас столько журналов… А если в заграничном? Что тогда? Напишут и прославятся… А мы с вами будем локти кусать…

— Н-да-а… Значит, через мою голову хотят прыгнуть? — Кондратьев словно не заметил скорожитовского «мы с вами».

— Получается, так.

Возникла пауза. И только слышно было, как жужжат осы, а может, пчелы, кто их разберет, да со стороны леса доносился веселый птичий щебет.

— Ну-ну! Говорите! — глава экспедиции, задетый за самолюбие, едва сдерживал приступ гнева. — Не испытывайте мое терпение… иначе…

А что иначе — он опять не знал.

И Скорожитовский начал рассказывать ту самую историю, которую вот уж столько лет хранил за пазухой до поры до времени… пока не представится случай:

— В студенческие годы это было еще… но осадок до сих пор… Короче, мы с Сибирцевым оказались на севере Пермской губернии, близ Печоры…

— За Золотухой? Я ведь знаю эти места, хоть и по карте…

— Да нет, за Камнем Канин Нос!

— Ну и…

— Да я ж рассказываю! И случилось там это самое происшествие… Послали нас двоих за провиантом в деревню, а мы возьми да заблудись в еловом лесу… да и пихты там тоже были, как помню…

— Хватит о лесе! Что произошло?

— Короче, мы с ним разминулись и я потерял его из виду… ну, а потом сам пошел в деревню… Через три дня Сибирцев нашелся и обвинил меня… мол, я его бросил. В деканат меня вызывали, нервы трепали… Мол, почему продукты забрал, а одного в дремучем лесу оставил?