– Но это же нехорошо?

– Что нехорошо? – спросил он.

– Что мешаете народу…

Он вздохнул.

– Эх, как у тебя все запущено… Да, мы не позволяем народу многое. Крабоид, но мы и сами себе не позволяем! Еще больше не позволяем. Хотя и частенько нарушаем заповеди и даже законы, но потому, что законы не успевают за нами, такими быстроногими… Потому по мелочи хитрим, брешем, изворачиваемся, но следуем в главном русле закона и порядка, которые нам начертала эволюция… это самое главное, что нужно тебе знать. Говорить правду, но не всегда, не всем и не обо всем.

Марианна помалкивает, только поглядывает в нашу сторону блестящими в полутьме глазами, а я спросил ошарашенно:

– Почему так сложно?

Он ответил со вздохом:

– Мы произошли от диких и свирепых зверей, что дрались и кусались даже в семье. А жили семьями до тех пор, пока детеныши не подрастали и не убегали от кусающихся родителей.

Я кивнул, ответил с полнейшей заинтересованностью:

– Как и сейчас живут звери. Я видел. Дальше?

– Так вот, – пояснил он, – проходили тысячи и миллионы лет, ничто не менялось, пока где-то какая-то семья не ухитрилась удержать детей возле себя. Так эта усиленная семья получила преимущество перед другими. А потом несколько таких семей начали жить вместе, и уже могли драться с самыми сильными зверьми и покорять соседей.

– Благодаря чему? – спросил я.

– А вот как раз благодаря тому, – сказал он обстоятельно, – что научились врать, говорить неправду. Кто-то из наших диких предков сообразил, что лучше сдержать свой дикий нрав и не кусать взрослых детей, хоть и хочется, а вместе с ними дать отпор врагу, а уж потом кусаться… то ли в самом деле… что-то помешало…

– Что?

– Ну, скажем, больной зуб, это неважно. С того времени притворство начало сплачивать такие семьи в общества, что и привело к победе таких людей над всем миром. И разгорелась заря победы!

– И теперь? – спросил я.

Он вздохнул, развел руками.

– Посмотри на Марианну. Думаешь, почему молчит, хотя всегда старается возразить, чтобы я не забывал о победе феминизма?

Я в озадаченности перевел взгляд на Марианну. Она поморщилась, явно не хочется о таком говорить, но мы с Шерлоком смотрим на нее требовательно, она сказала с неохотой:

– Ложь везде. Лгут все и всем. И все это понимают. Нам всем нужна ложь во имя спасения, во имя скрепления общества и постепенного вытеснения из себя зверства. Мы ведем себя не так, как должны вести в соответствии со своей звериной натурой, а как должны вести, как если бы этой звериности у нас уже нет, хоть она и есть! Это называется культурой. Понял?

Я помотал головой, так делают эти существа, когда что-то не понимают.

– Не совсем.

Она вздохнула.

– Ну да, это слишком огорошивает. У нас к этому приучают детей с пеленок. Да-да, а потом постоянно одергивают, дескать, в гостях нельзя кусаться, драться, носиться с криком по комнатам, нельзя хватать и ломать, нельзя капризничать, а нужно улыбаться и говорить: «Здравствуйте», «Спасибо», «благодарю», а потом, взрослея, женщинам говорить приятности, а смертельно больным, что идут на поправку…

– Не понял, – ответил я честно, – но если так правильнее, то я из тех, для кого правила – закон. Я слышал, культура – это важно. Хотя и не понял ее сути.

– Культура, – сказала Марианна, – отвечает на еще не заданные вопросы. Не спрашивай, как это, сама не знаю, но где-то слышала!

Шерлок сказал с ленцой, но я в его голосе уловил затаенную угрозу:

– А ведь скоро введут Нейролинк, все люди смогут читать даже мысли друг друга! Представляете, что начнется?

Марианна зябко передернула плечами.

– Не пугай. Мир рухнет.

– Но из развалин, – сказал Шерлок с оптимизмом, – вдруг да поднимется более справедливый?

Марианна взглянула на красные цифры на панели, лицо ее посерьезнело.

– Пора, – произнесла она совсем не щебечущим голосом.

Шерлок кивнул, со вздохом вылез из автомобиля, открыл дверцу заднего сиденья и велел:

– Крабоид, пойдем!

Марианна вышла со своей стороны, спросила в недоумении:

– Ты что? Разве не оставляем в машине?

– Слишком далеко, – ответил Шерлок бодро. – Оставим где-то поближе. Ты же понимаешь, за ним нужен глаз да глаз.

– Как и за тобой, – буркнула она. – Пойдемте, но теперь тихо. Крабоид, это относится к тебе…

Шерлок буркнул:

– Это ты на всякий случай? Он и так ходит, перышко не шелохнется.

– Что-то в памяти осталось, – согласилась Марианна. – У мужчин многое на рефлексах. У тебя вон тоже одни рефлексы, только не в походке.

– Без намеков, – ответил Шерлок с достоинством. – Здесь правее, я знаю, где можно причалить незаметненько.

– Контрабандой промышлял? – поинтересовалась Марианна ядовито.

Шерлок ответил с достоинством:

– Люди повыше меня промышляли. И не совсем контрабанда, просто журналистам не обязательно знать, в какую страну Африки идут партии оружия… Здесь пригнитесь, тень больно низкая, а вон от того столба можно снова в рост, но недолго…

Мы продвигались, где перебежками, где в полный рост, однажды пришлось проползти под ограждением, наконец Шерлок прошептал:

– Ждем здесь! Вон край причала, а вон туда подкатит грузовик.

Марианна сказала тихо:

– Зачем грузовик, если тонну можно на автомобильчике?

– Легковушка подозрительнее, – ответил так же негромко Шерлок. – А грузовики всю ночь снуют, товары по магазинам развозят.

Я спросил, подражая их тихим голосам:

– Мне отползти?

Марианна кивнула, но Шерлок шепнул:

– Не стоит. Думаю, вообще не будем вмешиваться. Марианна трусливая, подмогу все равно вызовет. Женщины рисковать не любят, потому их ставят президентами в тех странах, где при мужчинах добились всего и много, осталось только сохранить нахапанное, а в таких случаях женщины рулят, они жадные…

Времени прошло достаточно, когда Мариаана насторожилась, затихла, вслушиваясь, Шерлок прошептал:

– Это катер идет…

Они оба старательно всматривались во тьму, я понимал, что с их зрением ориентируются только на приглушенный звук мотора, но на катере все же зажгли слабые огни, чтобы самим в темноте не упасть с причала в воду.

Почти неслышно из-за темного здания выкатил грузовик, самый типичный, на борту большая надпись «Хлеб», развернулся задним бортом в сторону причала.