дадут мне заниматься по моему учебнику? Вопрос. И как бросить то, что создавал десять лет? Конечно, программу и опыт можно применять в любом месте. Но узнавание, репутацию, любовь студентов – этого с собой не унесешь. И опять-таки, будь справедлив. Марфу ты унизил. Надо через кафедру такие решения проводить. Конечно, она бы отказала, к бабке не ходи. Но ты же не спросил? Теперь уходи или исправляй положение. Иначе сторонников у тебя не будет не только на кафедре, но и наверху. Ты не Елена Прекрасная, чтобы соглашаться на многолетнюю войну за тебя».

На колючем стебле прошлогоднего чертополоха Тагерт увидел изумрудного жука. Надкрылья отливали розовым огнем. Зеленый жук вцепился в чертополох и сиял, точно неживое украшение. Сергей Генрихович так пристально смотрел в изумрудно-огненную точку, что в глазах потемнело. Он почувствовал себя такой же безвольно покачивающейся частью безмятежной невесомости, как жук, чертополох с жуком, поле с мертвым чертополохом.

Глава 11

Одна тысяча девятьсот девяносто девятый

В сердцевине июня, точно в солнечной топке, плавился асфальт тротуаров, рассвет дотлевал вчерашней жарой, листья трещали по швам от горячей сухости. По выходным Королюк ездит на дачку в Хохряково, под Домодедово.

Таня с родителями отдыхала в Болгарии, а он остался в Москве, подрабатывал помощником юриста в «Стокманне». Как самого младшего в юротделе Павла то и дело отправляли с бумагами в налоговую, на таможню, в офис поставщиков, в транспортную компанию. Из кондиционированной прохлады в раскаленные улицы, из жары – обратно в холод. Но даже если бы Королюка оставили в покое, ничего бы не переменилось: его бросало из крайности в крайность, из огня да в полымя, потому что Тани не было рядом.

Часто он ловил себя на том, что смотрит на министерскую печать – синий штамп в двойном кольце с двуглавой византийской птицей внутри – и думает о Тане, потому что птица напоминает о фамилии «Вяхирева», о ее отце-судье и о доме на Котельнической.

– Павлик, не спи, замерзнешь! – весело окликал из параллельной вселенной голос начальника, отставного военного.

Время вздрагивало, и Павел Королюк снова бросался в июльское марево.

Известен был день возвращения семейства Вяхиревых из Болгарии, но часа Павел не знал. Если бы можно было приблизить прибытие каким-нибудь физическим усилием, Королюк бы сил не пожалел. Но время шагало медленно, увязая в мягком от жары асфальте. Наконец день приезда настал. Домашний телефон на Котельнической отвечал прочерками долгих гудков, Танин мобильный – английскими отговорками.

Между звонками Королюк вспоминал объяснение, которое случилось ровно за день до Таниного отъезда. Наверное, оно бы произошло и раньше, но это был единственный день, когда они не ссорились. В тот день, точнее, в тот вечер Павел оказался в такой счастливой жизни, о которой, казалось, всегда мечтал. После работы он зашел за Таней в дом на Котельнической, и уже эта дорога к объятому солнцем замку наполняла его радостью. Таня в бело-голубом легком сарафане, босоногая, с милыми косичками, открыла ему дверь. В прихожей хвойно пахло мастикой – недавно натерли паркет, – и солнце качалось в янтаре дверцы платяного шкафа, в летних плащах на вешалке, ерошило Танины волосы.

Она кормила его ужином на кухне, словно он был мужем, вернувшимся с работы. Потом они шли по мосту через Яузу на бульвары, и старинные дома были так же загадочно-веселы, как их разговоры. Таня пританцовывала, кружилась, приказывала Павлу улыбаться. На скамейке в Морозовском саду они сидели молча, и вдруг Королюк понял: сейчас или никогда. Стараясь не коснуться Таниного уха, он сказал:

– Танюшка, я ведь тебя люблю, понимаешь?

Выговаривая признание, он вдруг поймал себя на том, что говорит тем самым умильно-плюшевым голосом. Павел испугался, что сейчас Таня отодвинется, съязвит, поднимется со скамьи. Но она сказала:

– Давно бы так. Я уж думала, тебе никогда пороху не хватит.

Королюк так сжался из-за своего голоса, что даже не сообразил спросить, любит ли его Таня. Он чувствовал, что сбросил с плеч огромную тяжесть, все самое страшное отныне позади. В ее поцелуях была такая самозабвенная сила, что сомневаться во взаимности не приходилось. Когда они расставались у подъезда ее дома – прекраснейшего дома в Москве и в мире! – Королюк не только позабыл о своей оплошности, но знал, что любим и счастлив навсегда.

•

Телефон отозвался около пяти. Услышав Танин голос, Королюк почувствовал такие удары в груди, как будто сердце пыталось доскакать до Тани в несколько прыжков.

Она сказала «привет» радостно, но не с той радостью, с какой бросаются к любимому после долгой разлуки. Так радуются однокласснику, которого случайно повстречали через год после окончания школы. Как будто не было того свидания и объяснения в любви, как будто они никогда не были парой.

– А что мы будем делать? – спросила Таня, когда Королюк предложил встретиться.

«Что? Какая разница, что! Разве ты не хочешь меня видеть? Меня, а не что-то занимательное, что я обязан придумать, чтобы ты согласилась на встречу с ненужным мной». Он не говорил таких слов даже мысленно, но чувствовал именно так. Назавтра Королюк стоял у фонтана перед Большим театром. Букет бледно-розовых гвоздик он держал головами вниз: мама говорила, что так цветы дольше хранят свежесть. Вода качалась блестящими лопастями, распадаясь на брызги только над самой чашей. Чтобы развлечься и не слишком нервничать, Королюк разглядывал гуляющих. Рядом с фонтаном, неподалеку от могучих белых колонн, люди казались веселыми и праздными.

Вяхирева опоздала на полчаса, и Королюк уже не волновался, не злился, а пребывал в упорном отчаянии. Он не сойдет с места и будет ждать хоть до ночи, хоть до утра.

– Ой, смотри, все цветы в каплях! – Таня и не думала извиняться за опоздание. – Ты любишь гвоздики?

– А ты, надо понимать, их не любишь?

Она не ответила.

– Так куда мы пойдем? – Таня поглядела на черную квадригу, потом куда-то через фонтанные струи, наверное, на «Метрополь».

«Если бы она не хотела меня видеть, то не пришла бы», – подумал Павел, взглянув на надменно улыбающийся профиль.

– У меня два билета в кино на девять.

Вяхирева молчала.

– Не хочешь в кино? Давай сделаем, что ты хочешь. Давай по-твоему, я согласен.

Таня не взяла его за руку, просто дала знать, что они уходят. Она шла на пару шагов впереди, долговязый Королюк плелся за ней. Он никак не мог взять в толк, почему Татьяна так холодна, чем он ей насолил и, главное, когда? Две недели она отдыхала на море, у него безупречное алиби. В чем дело? В гвоздиках? Слишком дешевые? Слишком дежурные? Купил билеты в кино, не спросив ее? Одет не так? Королюк понуро поглядывал на маленькую фигуру, звонко вышагивающую впереди походкой рассерженной танцовщицы. Горячий воздух перестал казаться по-курортному праздным, Королюку показалось, что он задыхается.

В начале Неглинки Вяхирева вдруг остановилась. Королюк увидел, что