Зайдя в подсобку на первом этаже, я обследовал шкафы: ничего интересного, только на столе стоял небольшой сосуд из толстого стекла. Я осторожно открыл, понюхал и понял, что это зелье, с помощью которого усыпили моих товарищей. Сосуд был удобный и небольшой, так что я засунул его в карман. Затем решил осмотреть пол. Сдернул половик и обнаружил в полу квадрат люка, прикрытый деревянной дверцей. Спускаюсь вниз по крутой лесенке, смотрю – огонек горит вдали, а помещение, чувствуется, вообще огромно, но завалено всякой рухлядью. Прошел до светящегося огонька. А там алтарь какой-то языческий и смердит он немилосердно старой, запекшейся кровью. Кривляющаяся фигурка божка по центру установлена, а под ней чаша с застоявшейся, сгнившей кровью. Ну стоит и стоит этот божок, мне дела нет, я повернулся, желая пойти проверить, что они там за дверью справа хранили, вроде кладовая, и тут ловлю на себе взгляд, упирающийся в мой затылок. Резко поворачиваюсь… Никого, только божок, стоит, ухмыляется. Нет, это дело не по мне, здесь священник нужен, не мне тягаться с нечистой силой. Разворачиваюсь, а ноги не идут… Блин, как я перепугался, молитв я не знаю. Ну, через силу перекрестился. Крест поцеловал: «Помогай Господи…» Гляжу, полегче стало, отодвинулся с трудом до лестницы. А там совсем полегчало. Тут я птицей взлетел вверх, хорошо, что крышку люка не закрыл, иначе сотрясение мозга было бы гарантировано. Выскочил, трясущимися руками захлопнул люк, да еще сверху тяжелый пенек для разрубки мяса (какого интересно?) надвинул. Не нужны мне, все эти трофеи. Пошел во двор проверил засовы на воротах. Лошади спали, но, учуяв запах свежей крови, идущий от меня заволновались, Ворон даже заржал вопросительно – тревожно.

– Ничего, старик, прорвемся, – успокоил я его.

Так я и маялся до утра, ребят разбудить смог, только когда заря на небе заиграла, да и то пришлось на них не одно ведро воды вылить. Когда мужики, продрав глаза, увидели отрубленные головы и залитый кровью пол, то офигели от удивления и головной боли, которая присутствовала после вчерашнего пойла, скормленного им ведьмой.

– Все поднимаемся, собираемся, ничего отсюда не берем. Митька, займись. Как только выйдем за ворота, подожги этот дом.

Вышли за ворота и назад по своим следам в горку поползли, а там Митька из ворот выскочил, нас догнал. Оглядываюсь – дым повалил от дома. Хорошо занялась, чертова усадебка, да еще взрывы пошли непонятные, то ли у них артиллерийский склад там был, то ли еще что… Все сразу прибавили шагу, а там, только в горку поднялись, глядим – грунтовая дорога пропала, зато меж деревьев тракт виднеется. И как мы смогли свернуть с тракта? Видно, ведьме сам черт помогал.

* * *

Через два дня мы без проблем в дальнейшем достигли Родников. Село, почти город, славилось своими ткачами. И место было удобное – рядом с берегом Волги. Так что людей проживало в Родниках раза в два больше, чем в моем селе. Староста, не старый еще худой мужик, принял нас хорошо. Дело даже не в том, что сестра Юрия была за ним замужем, просто он увидел в нас потенциально выгодных покупателей. Возчики с телегами расположились на постоялом дворе, а меня хозяева пригласили в дом, где после обильного обеда мы долго беседовали о перспективах дальнейшего сотрудничества. Потом обсуждали пути и возможности торговли со степняками. Хотя Фролу (так звали старосту) и хотелось бы поучаствовать в обменной торговле посредником, все же, видимо, он прикинул степень риска данного мероприятия (степняки непредсказуемы) и начал объяснять нам тонкости обмена с кочевниками:

– Лучше всего торговать с ними прямо у нас. Кочевники три—четыре раза в год приезжают к нам за товарами, лошадей, скот и кожаные изделия привозят на обмен.

– У вас что, безопасней?

– Ну да, им где-то обменивать свой товар нужно, и вообще выбрали вы нелучшее время для путешествия в Степь. Сейчас сезон смерчей начинается, до нас-то они не доходят – лесная полоса с юга прикрывает, а вот дальше… Мы сами в это время и не ездим в Степь, да и ваши друзья возчики тоже должны были вас предупредить.

– Да, на что-то такое намекали, – нехотя признался я, – но у нас положение безвыходное, лошадей совсем не осталось, а проводник…

– А проводник у вас совсем безбашенный, наверно, посулили с хренову гору, вот он и согласился.

Все понятно, положение безвыходное, поэтому я промолчал, да и о чем здесь говорить?

После обеда вышли прогуляться на берег Волги. Река несла свои светло-желтые воды, широко (примерно на полверсты) раскинувшись вдоль глинистых берегов.

– Это что, старики говорили – ранее река была значительно шире, да и русло после катастрофы изменилось, вон, видишь те обрывы? – Староста показал на глинистый срез, шагов на четыреста отстоящий от кромки воды. – Там ранее вплотную река облизывала берега, а теперь вроде другой берег стремится подточить, правда, мы на ту сторону почти и не плаваем, места там больно жуткие, людей нет, а охотиться… Еще неизвестно, ты зверюгу заполюешь или она тебя, такие твари бродят, что, если во сне приснятся, обделаться со страху можно, – староста пристально вглядывался в сторону стрежня реки. Там как раз проплывало, борясь с течением, какое-то небольшое судно под парусом.

– А вон вологодские, правят к дому, тоже со степняками торговали, как раз до сезона смерчей успели убраться.

Мы прошлись еще вдоль берега, посмотрели, как рыбаки вытаскивали невод. Да, рыбки в Волге хватало, и та соль, привезенная мной на обмен, пришлась в Родниках весьма кстати. Я договорился, что полотно, данное нам на обмен, мы заберем на обратном пути.

На следующий день перед отъездом я навестил нашего раненого.

– Ну что, Костя, лечи свою героическую жо… рану, оставлю с тобой фельдшера, а то он человек пожилой, может пути не выдержать, а тут за тобой присмотрит, – я махнул им на прощание рукой, и обоз тронулся в Степь…

* * *

Вечер, мы сидим у потрескивающего костра, за спиной у нас последний оплот леса, впереди простирается Степь. На небе звезд почти не видно, с вечера тучи заслонили и их, и полную луну. Разговор зашел об обычаях кочевников, Витька-проводник вещал:

– Жрут они в основном мясо и коренья съедобные, рыбу только с большой голодухи потребляют. Хлеб, картошка за большое лакомство у них почитаются. А правят у них мурзы, как только двадцать – тридцать взрослых мужиков в клане набирается, так сразу себе старшего выбирают. Но часто в степи заварухи меж собой устраивают, и власть сегодня у одного, на следующий раз приехал, глядишь, уже башка бывшего мурзы в стойбище, у входа в юрту другого начальника на колу надета. Не всегда, конечно, есть у них старики – мурзы, которые всеобщим уважением пользуются, так тех не трогают. Самый главный в самом большом стойбище – мурза Ильяс. Вот если с ним о торговле договориться, никто в степи тебя не тронет. С бабами у них такая же проблема, как и у нас: или калым плати большой, или так отнимай – воюй. Вот из-за них-то почти все драчки местные и происходят. Ребята они смелые, почти ничего не боятся – ни крови, ни капризов степной погоды. Только «олгой-хорхой» их в ужас приводит…