К началу захвата украинских, белорусских и литовских земель польская армия была хорошо вооружена и укомплектована. США выделили Речи Посполитой долгосрочный кредит в сумме 159, 6 млн долларов и в течение первой половины 1920 года отправили на советско-польский фронт свыше 200 бронемашин и 300 самолетов. Франция также выделила ей кредит в сумме 1 млрд франков и отправила огромное количество своего и захваченного германского вооружения. Это позволило оснастить армию Пилсудского и поставить под ружье 738 тысяч солдат. Кроме того, под его командование перешла 70 тысячная армия генерала Ю. Халлера, сформированная из поляков во Франции и получившая хороший боевой опыт в Первой мировой. Она была переброшена в Польшу в середине 1919 года.

Осень 1919 года, когда польская армия достигла линии Двинск – Бобруйск – Подольск, а части Добровольческой армии продвигались к Киеву и также к Каменец-Подольску, была наиболее благоприятным моментом для соединения польской и деникинской армий. Но Пилсудский хотя и не оставался совершенно глух к домогательствам Деникина, но затягивал переговоры. Он добивался от генерала определенных предложений в смысле территориальных уступок от России в пользу «Великой Польши». (Речь Посполитая шла своим путем и пыталась погреть руки на костре российской Гражданской войны.) На эти уступки наивный Деникин, не сходя с «единой, неделимой» позиции, пойти не мог. В результате Польша предпочла временное соглашение с продажным Петлюрой.

Общий замысел наступления польского командования сводился к следующему: ударами в направлении на Киев и Одессу выйти на рубеж Днепра, овладеть Киевом и, перегруппировав силы на север, овладеть Белоруссией и Литвой. Для поддержки наступления польское командование и заключило соглашение с украинским националистическим правительством С. Петлюры. Это в первый период объективно затруднило для Красной армии ведение боевых действий на Украине.

* * *

Но полевое командование Красной армии и Всероссийский главный штаб уже однозначно понимали, что столкновение с поляками неизбежно, и готовились к нему. Перед руководством Красной армии уже к исходу 1919 года встала неотложная задача проверки боеготовности Западных и Юго-Западных губерний РСФСР. Она напрямую определялась вопросами мобилизации, организации укрепрайонов и мест базирования воинских частей в случае агрессии нового мощного западного соседа. Противником Советской власти теперь становился древний, вековечный враг России.

Изгнанников был назначен в систему инспекции губернских и уездных отделов Всевобуча. В середине января в составе специальной комиссии он был направлен для проверки военной подготовки и мобилизации в Тульской, Орловской, Курской, Калужской, Смоленской, Псковской, Новгородской и Петроградской губерниях. Проезжая по местам былых боев, Кирилл с болью осматривал и узнавал знакомые места. Добрармия была теперь очень далеко и вела оборонительные бои под Ростовом и на северном Кавказе. Где-то там были его друзья и соратники, а он был теперь вновь в этих местах, но обязан был заниматься делом по укреплению Красной армии. Да, но теперь у Красной армии и у Советской России появился новый, не менее опасный враг. И Кирилл, понимая это, благодарил Бога за то, что ему не придется воевать против своих былых соратников и однополчан.

Задачей комиссии было проверить и по возможности наладить работу губернских отделов Всевобуча. В ходе проверки члены комиссии пришли к выводу, что работа была хорошо налажена в губерниях, по которым прокатились боевые действия белых и красных армий, или в уездных отделах на территориях, прилегающих к районам боевых действий. Так, в Тульской, Орловской и Курской губерниях дело военной подготовки и мобилизации было отлажено хорошо и продолжало совершенствоваться. В Смоленской и Калужской, не затронутых Гражданской войной, – обстояло из рук вон плохо. В Новгородской дела были удовлетворительны. В Петроградской и Псковской губерниях, где уже два года велась упорная борьба сначала с немцами, потом с белогвардейской армией Юденича, британскими интервентами, соединениями белоэстонцев и финнов, дело было поставлено отлично. Все это время комиссия работала без перерывов и без единого выходного дня. Сделав конкретные выводы и исправив положение, насколько это позволяло время, она возвратилась в Москву к исходу февраля.

В столице еще стояли суровые морозы. Порой начинало мести. Воробьи и снегири, нахохлившись, стайками сидели на ветках деревьев. А затем вдруг срывались и летели клевать семечную шелуху, которой были повсеместно усеяны рыночные и привокзальные площади. Звонили и гудели церковные колокола. Москвичи шли или ехали на извозчиках и на трамваях по своим будничным делам. Словом, жизнь шла своим чередом.

Вздохнув полной грудью, Кирилл ощутил знакомый, с юных лет близкий ему запах Москвы. Перекрестился. Понял, что он дома и что ему пора писать рапорт и просить краткосрочный отпуск, чтобы съездить в Кадом и привезти домой свою семью.

* * *

Директиву о переходе войск в общее контрнаступление генерал Деникин отдал 8 февраля. Но боевой потенциал его армий был практически исчерпан. Дальнейшая борьба обретала форму военно-политической авантюры, за которой следовали новые, уже неоправданные жертвы.

Тем временем командование Кавказского фронта, проанализировав причины неудач красных армий в январе, перенесло центр тяжести противостояния с западного (ростовского) участка фронта на восточный (ставропольско-тихорецкий). Туда стягивались Конная армия Буденного, пополненная личным составом, и главные силы 10-й и 11-й армий. Деникин, разгадав замысел командования красных, спешно направил наиболее сильную конную группу генерал-лейтенанта Павлова вверх по Манычу. Она должна была ударить во фланг и тыл коннице Буденного. Но разыгралась метель. Занесло и устелило глубокими снегами всю Манычскую степь. Вслед им грянули морозы. Провидение словно отвернулось от белых. Павлов потерял почти половину своей конницы. Люди и кони частью померзли, частью обморозились. Больных сотнями увозили в санях на Кубань. Павлов не смог выполнить поставленную перед ним боевую задачу. Но 20 февраля части Добровольческого корпуса, использовав ослабленное красными ростовское направление, ворвались с боем в Ростов…

* * *

Солнечный, морозный день Северного Причерноморья и низовьев Дона. Грохочет канонада. Гремит и льется колокольный звон над столицей южной России. Смелый звонарь поднялся на колокольню и сзывает городской люд. На «сполох» или на общую торжественную молитву и ликование звонит он? Над городским собором с криком парят и летают голуби, вороны, галки. Мирные обыватели с любопытством и страхом выглядывают из окон и из дверей домов на улицу: мол, что там, опять власть переменилась?! Радоваться тому али нет?

Красные, отстреливаясь и матерясь, оставляют город. А добровольцы, утирая пот и кровь, опуская винтовки, снимают папахи и фуражки, крестясь на собор. Кто-то потянулся к портсигару. Знали ли, думали ли в тот момент поручик Усачев и многие другие его соратники, что видят «Русское Чикаго» в последний раз?..

* * *

Завершив перегруппировку, войска Красной армии Кавказского фронта перешли в наступление на фронте от устья Дона до станицы Егорлыкской 26 февраля. Деникин бросил навстречу красным оставшийся конный резерв. У Егорлыкской – последняя массовая кавалерийская сеча Гражданской войны. Конная армия Буденного столкнулась с конной группой Павлова. В кавалерийской сече с обеих сторон схлестнулись и бились насмерть до 25 тысяч всадников. Час, другой не уступали казаки, отходили, маневрировали, опять гнали коней в напуск в сабельный смерч. Сотнями удалых и лихих бойцов – побитых, пострелянных, посеченных, поколотых белых и красных покрылась мерзлая, заснеженная степь близ той станицы. Пересилили буденовцы…