Она спросила:

— Ты ничего не говорил Мари? Мне кажется, она ведет себя немного странно.

— Это последнее, о чем бы я стал ей рассказывать, можешь не волноваться!

Лизон, заливисто смеясь, бежала к ним с большим снежком в руке. Леони с Пьером стали торопливо скатывать снежные шарики, чтобы было чем ответить на нападение.

Пару минут спустя Поль с радостным воплем пришел сестре на помощь.

* * *

— Мари, еще одно редчайшее издание! Ваш отец знал, что некоторые экземпляры его собрания очень ценные!

Молодая женщина вздрогнула, как это бывало каждый раз, когда кто-то упоминал при ней Жана Кюзенака. Имя отца до сих пор отдавалось болью в сердце, и с этим ничего нельзя было поделать. Адриан видел, как она побледнела. Он спустился с лестницы и подошел к ней:

— Простите меня за бестактность! Мои слова причинили вам боль. Вы недавно похоронили близкого человека, а я не думаю ни о чем, кроме книг!

— Не переживайте, Адриан. Вы не были знакомы с папой, для вас он — всего лишь имя и лицо на фотографии. А я очень ранима, а лучше сказать, даже слишком. Но я так его любила, если бы вы только знали!.. Он был очень добрым, милым…

Мари замолчала, глаза ее наполнились слезами. Она взяла в руки портрет Жана Кюзенака, который недавно показывала Адриану, и посмотрела на доброе лицо своего отца. В это мгновение в гостиную вошла Дениза. Дабы соблюсти приличия, она на ходу дважды стукнула в створку двери. Гувернантка с интересом посмотрела на разложенные повсюду книги.

— Мадам, Матильда проснулась и рыдает. Вы дадите ей бутылочку с соской?

Глаза Мари широко распахнулись от удивления:

— Дениза, вы разве не видите, что я занята? Ведь я просила вас не беспокоить меня! Вы здесь, чтобы заботиться о детях, поэтому сами сделайте что-нибудь! Весьма неосмотрительно с вашей стороны оставлять Матильду одну в комнате, она очень нервная девочка!

Дениза, недовольно поджав губы, вышла из комнаты. Адриан услышал, что, закрывая за собой дверь, она что-то сердито пробормотала. Он вздохнул:

— Я не специалист в этом вопросе, но манеры вашей гувернантки мне не по душе. Вам нужно найти другую помощницу, на которую можно было бы положиться.

Мари ответила задумчивой улыбкой:

— Ее нанял папа. Один его старый друг из Шабанэ дал этой даме прекрасные рекомендации. И мне не в чем ее упрекнуть.

— То есть до сегодняшнего дня вы были ею вполне довольны? — шутливо поинтересовался Адриан.

Они обменялись понимающими взглядами. Перед тем как перебирать книги, Мари надела халат из небеленого полотна и подвязала его кожаным поясом. Волосы она покрыла шелковым платком. В непривычной одежде она показалась Адриану почти незнакомкой, совсем юной девушкой.

Расставляя на полках издания, он украдкой поглядывал на Мари. Потом сказал с задумчивым видом:

— Мари, мне кажется, и это странно, что мы с вами когда-то уже встречались. Ваш профиль, этот поворот головы и этот серьезный взгляд… Это объяснило бы, почему мне так комфортно в вашем обществе!

Мари кивнула, на губах ее играла легкая, чуть насмешливая улыбка:

— Сейчас вы повторяете слова героев дешевых женских романов. Не будь вы женихом Леони, я бы сочла это дерзостью.

Бледное лицо Адриана окрасил пурпурный румянец стыда:

— Простите, если обидел вас! И все-таки заверяю вас, я говорю искренне! Разве мы не могли случайно встретиться в Лиможе?

Мари, хорошее настроение которой внезапно пропало, села в кресло:

— В Лиможе? Вряд ли. Я бывала там только на вокзале.

Он сел напротив, наморщив лоб в попытке вспомнить. Потом добавил негромко:

— Единственное, в чем я уверен, — это воспоминание приятное! Ну конечно! И как я сразу вас не узнал! Мари, я вспомнил! Это было в Тюле, вечером. Мне тогда было двадцать три, и мы с дядей обедали в ресторане «Ht el-Restaurant du Commerce», что рядом с собором. Я был ослеплен красотой девушки за соседним столиком. Это были вы, я знаю наверняка!

Мари смутилась, она не осмеливалась поднять глаза. Парой фраз он перенес ее на несколько лет назад. Наконец она прошептала:

— Когда мне было восемнадцать, я обедала в этом ресторане с папой. На следующий день мы должны были встретиться с директрисой педагогического института. Теперь и я вспомнила светловолосого юношу, который часто и настойчиво на меня смотрел. Мне это, кстати сказать, не понравилось, я сочла подобное поведение невежливым. Адриан, неужели это были вы?

— Да! А вы были просто очаровательны! Волосы убраны в шиньон, на шее нитка жемчуга… На вас было бежевое шелковое платье, которое вам удивительно шло!

Теперь настала очередь краснеть Мари. Адриан безошибочно вспомнил, как она выглядела в тот вечер. Она была ошеломлена.

— У вас исключительная память! Я же запомнила только, что у того юноши были светлые волосы, элегантный костюм и что он не отличался излишней скромностью.

С притворным отчаянием в голосе он воскликнул:

— Прошло одиннадцать лет, но я спешу принести вам свои извинения за недостойное поведение!

Мари ответила нервным смехом:

— Вы заслужили прощение тем, что сохранили память обо мне. Я уже не такая хорошенькая, и у меня трое детей!

Адриан отозвался, не раздумывая:

— Вы и сейчас очень красивы! И глаза ваши, к счастью, теперь смотрят на мир менее строго. Если бы я предложил вам стать моим другом, стереть воспоминания о первой встрече, когда я повел себя «невежливо», вы бы согласились?

— Конечно, с удовольствием! Только с вами я могу поговорить о литературе, — ответила Мари с самой очаровательной улыбкой.

* * *

Мари провела прекрасный вечер. Боль, терзавшая ее со дня смерти отца, ослабила хватку, чему способствовал царивший в доме покой. Леони настояла на том, чтобы на десерт собственноручно приготовить блинчики по фирменному рецепту Нанетт.

Адриан с энтузиазмом говорил о редчайших изданиях, которые ему посчастливилось отыскать на полках библиотеки в «Бори». Слегка перебравший спиртного Пьер без устали нахваливал ловкость и проворство, с какими маленькая Лизон осваивала коньки.

Мари время от времени представляла себе будущее, наполненное светом вновь обретенной дружбы с Адрианом, который вскоре станет супругом Леони. Они будут часто приезжать в этот дом, Мари была в этом уверена, и это ее радовало. Пьер снова стал спокойным и любезным, совсем как раньше… Несмотря на причиняющие боль мысли об отце, на молодую женщину вдруг снизошло умиротворение. Для детей, для нее самой и для ее супруга жизнь под крышей «Бори» текла своим чередом…

Февраль 1923 года