– Так бы сразу и сказала!

– Ты про деньги? – вскинула брови миллионерша. – Глупости. Деньги – это фантики, фигня, они не приносят ни счастья, ни удовольствия. Главное в жизни не деньги. Главное – это ощущение победы! Только ради него и стоит жить.

– Если тебе не нужны деньги, отдай их мне! – предложила Оля.

– Победи, – сказала Роксалана.

«Вертушка» мчалась на восток почти пять часов, лишь один раз остановившись на какой-то площадке на дозаправку. Наконец навигатор запищал, предупреждая, что они достигли нужных координат. Миллионерша снизилась, выбрала возвышенный лужок и мягко, словно на руках, опустила на него вертолет, защелкала тумблерами, расстегнула ремень.

– Пошли. Деревня вон, рядом, крыши торчат. Шуму от нас было много, наверняка все уже повыскакивали посмотреть. Так что найдем без труда… – Она достала из-под сидушки свой планшет, пролистала экран. – Ираида Соломоновна. Господи, откуда тут имена-то такие?

Жители деревни и в самом деле вышли посмотреть, кто это прилетел к ним на таком чуде техники. Правда, жителей этих числилось всего одна-единственная старуха в пестрой цветастой юбке, мужской рубахе и зеленой трикотажной кофте. Была она седая, полная, чуть сгорбленная, с изборожденным глубокими морщинами лицом.

– Ираида Соломоновна? – сверившись с планшетом, удивленно почесала в затылке Роксалана. – А мы к вам. Люди подсказали, что у вас совета спросить можно, стоит нам амулет этот покупать или нет? Денег больших просят, а станет помогать или нет – непонятно. Оля, покажи.

Девушка подошла ближе, вытаскивая из-под ворота кулон, выставила вперед. Старушка прищурилась, пошамкала губами:

– Зачем же ты его надевала-то? Теперича все. Коли надела – носи. А кто денег предложит, тому скажи, что не дашь. Пущай он теперича блестючку эту обратно забрать попробует… – Бабулька довольно заклокотала, словно смеясь, и направилась к избе.

Девушки переглянулись и ринулись за ней.

– Постой, постой, бабушка! Почему носи, отчего не заберет?

– Э-эх, давненько я таких славных оберегов не видела. – Старушка, добредя до двери, села рядом с ней на скамейку. – Людей-то мудрых все гоняют, гоняют. Крестиане пришли – гоняют, большевики пришли – гоняют. Никому она не нужна, мудрость-то. Все хотят, чтобы попроще да поспокойнее. Чтобы поперек начальника никакой силы не водилось.

– Так что это за амулет, Ираида Соломоновна? – спросила Роксалана.

– Это колдуна какого-то защита, кудесника сильного, умелого, – вроде улыбнулась старушка и прищурилась на Олю. – Боится он чего-то, вот за тебя и зацепился. Душонку свою, стало быть, от беды в тебе спрятал, а сам убег. Да ты не опасайся, тебе от сего одни удобства. Пока ты в покое, так и его душа тоже в безопасности. Посему оберегать тебя сие украшение станет со всем тщанием. А как вернется колдун, так душу свою заберет, и не будет тебе более никакого беспокойства.

– А вы ее можете достать, Ираида Соломоновна? – вся замерла в охотничьей стойке Роксалана.

– Душу колдовскую, что ли?

– Лучше его самого, колдуна этого, из амулета.

– Как же его достанешь, милая? Сказываю: убег.

– А душу? Душу достать можно? Отдать ее мне!

– Ой, неладное вы что-то сказываете, девицы-красавицы, – покачала головой старушка. – На что вам души? Да и люди ли вы… Чур меня, чур, чур…

Она замахала руками, и в лица девушкам ударил плотный порыв ветра с листьями, щепой и колючим песком. Однако вскоре он стих, и старушка признала:

– Вижу, люди. Не пугайтесь.

– Это мой жених, Ираида Соломоновна. – Роксалана отряхнула комбинезон. – Обо всем вроде уже сговорились, да вдруг пропал. Вот я и беспокоюсь. Вот еще оказывается, что и душа его вовсе у посторонней девочки. Что я должна подумать?

– Юлишь ты, девица-красавица, – погрозила ей пальцем старушка. – Ой, лиса-а-а…

– Ну, не душу, – смирилась Роксалана. – Поговорить с ним хотя бы можно? Хоть парой слов перемолвиться, узнать, что к чему? Где он, как он?

– Коли жених сбежал, чего уж теперь сказывать? Он, чтобы скрыться, глянь, чуть не в черную уточку оборотился али в черного селезня, – а ты все не слезешь.

– Я заплачу, – сказала Роксалана.

– Нет, нет, милая, – покачала головой старушка. – Дело сие опасное, амулет сильный, за себя постоять способен. Такой и покалечит запросто, ты это помни. Не тронь.

– Я очень скучаю по нему, Ираида Соломоновна. Боюсь, беспокоюсь, ничего не понимаю. Хоть полслова, Ираида Соломоновна!

– Нет, нет, и не проси. – Старушка поднялась и ушла в избу.

– Все они одинаковы, – вздохнула Роксалана. – Олежка тоже никогда платы не берет. И эта вон… Дом, глянь, весь развалюха, а подзаработать отказывается. Ничего, сейчас я ее уломаю. Подожди здесь.

Девушка вошла в избу.

– Я же тебе сказала: нет! – резко повернулась к ней хозяйка. – Все, ступай отсель!

– Я ухожу, Ираида Соломоновна, – смиренно кивнула Роксалана. – Не стану вас беспокоить, утруждать. Опасности лишней подвергать. Ни к чему вам из-за меня мучиться. Просто подарок хотела оставить… – Она положила на стол ощутимую пачку тысячных купюр. – Я смотрю, крыша у вас уже старая, и крыльцо просело. Вы строителей здесь у себя позовите каких-нибудь, пусть подправят. Денег должно хватить. Простите, что побеспокоили, Ираида Соломоновна. До свидания.

Старушка пошамкала и махнула рукой:

– Ладно, чего с тобой поделаешь. Зови подругу. Посмотрим, что с оберегом сим сотворить можно, дабы разлуку вашу облегчить.

– Оля! – с готовностью метнулась к двери Роксалана. – Сюда иди!

Бабка же, недовольно покрякивая, вышла из сруба на крытый двор. Вскоре с крыши посыпалась пыль, над срубом послышались шаги. Спустя минуту Ираида Соломоновна вернулась, неся два пучка сушеных трав и картонные коробочки из-под чая. Включила электроплитку, поставила на спираль эмалированную миску, налила воды. Прошлась по комнате, что-то передвигая, что-то перекладывая, нашла пустую консервную банку, поставила на стол, споро набила в нее каких-то листьев, приговаривая:

– Плакун-трава, трава трав, в тебе сила главная, тобой чужое-наносное разгоню, от слов чародейских укроюсь, от духов заслонюсь, от Ярила ясноглазого спрячусь…

Зажгла спичку, сунула в самый низ банки, прижала сверху травой. Вернулась к плите, заколдовала над кипящей травой.

– Белены листок, дабы глаза открылись, мяты с бадьяном, дабы душа проснулась, морозника черного, дабы колдун услышал, вербены с барвинком, дабы голос громче зазвучал… Варитесь, травы лесные, отдавайте мне силу свою кудесную, из земли поднятую, из ночи впитанную.

Старуха сдернула миску, принюхалась к отвару, быстро накрыла одну из чашек платком, опоясала его круглой резинкой. Процедила кипяток сквозь ткань, схватила банку, раздула, а когда та задымила, закружилась с ней по комнате: