Тренированная, стройная, Зоя выглядела на тридцать и даже моложе, но Мехмеду было доподлинно известно, что ей скоро исполнится тридцать девять.

— Девочка, — на третий, кажется, день ее непрерывного смотрения не выдержал Мехмед, — что ты там хочешь увидеть? Стекла — пуленепробиваемые, а если подложат радиоуправляемый фугас или дистанционную мину, ты что, выключишь их взглядом? Когда мы взлетим на воздух, ты будешь смотреть в небо, да?

— Да, — ответила она, — и это явится доказательством, что я не имею отношения к радиоуправляемому фугасу или к дистанционной мине. Так сказать, вашим последним утешением в этой жизни. Хотя, если я их замечу, у нас есть несколько секунд, чтобы что-то предпринять. Впрочем, — добавила после паузы, если вы будете каждое утро сообщать мне примерный план поездок по городу, я постараюсь позаботиться, чтобы не было фугасов и мин. Тогда, возможно, мне не придется все время смотреть в окно. Если у вас есть сомнения насчет фугасов и мин, мы можем внести этот пункт в договор.

— Но тогда нам придется внести и пункт насчет нападения с воздуха, натянуто (Зоя и так обходилась ему недешево) улыбнулся Мехмед. — Вдруг недруги решат атаковать нас на истребителе или вертолете?

— Или со спутника, — не отреагировала на его иронию Зоя.

— Ты ездишь со мной с утра до вечера, — задал Мехмед вопрос, который волновал его, пожалуй, сильнее, чем маловероятная атака со спутника, — но… извини… не ходишь в туалет. Разве так может быть?

— Может, — нисколько не удивилась нескромному вопросу Зоя. — Есть специальные правила. На службу положено заступать с пустым животом и пустым мочевым пузырем. На случай ранения в брюшную полость. Во-вторых, существуют специальные таблетки. В остальном я совершенно нормальный человек, поверьте мне.

«Таня, — вспомнились Мехмеду слова из какой-то глупейшей песни, — не выпить нам с тобой вина в Вальпараисо…» Сколько Мехмед ни старался, он не мог вспомнить, что это за Таня и почему бы какому-то хрену не выпить с ней вина в Вальпараисо. Самое удивительное, что Мехмед был в этом самом Вальпараисо. Неподалеку от него — в горах — находился горно-обогатительный комбинат, принадлежащий фирме, в которой работал Мехмед. У него не создалось впечатления, что город переполнен русскими женщинами, да к тому же еще такими, с которыми не выпить вина. «Вот с Зоей точно не выпить», — подумал Мехмед.

— Жаль, — опечаленно откинулся он на кожаное сиденье, — я надеялся, что мы с тобой как-нибудь выпьем вина в… Вальпараисо… — «В конце концов, в Москве не может не быть кабака с таким названием», — подумал он.

Мехмед не сомневался, что для нее не составит ни малейшей проблемы убить его голыми руками. Это придавало их отношениям (будущим отношениям, надеялся Мехмед) ту прелестную тайну и остроту, которых Мехмеду на протяжении всей его жизни так не хватало в отношениях с женщинами. Странное, но, к счастью, проясненное обстоятельство Зоиного непосещения туалета сообщало тайне дополнительную — изощренную — прелесть. Сам Мехмед (увы, возраст) был вынужден посещать туалет довольно часто.

До Мехмеда Зоя работала в главном управлении охраны — старшей в одной из смен, охраняющих премьер-министра, плотного (пиджаки на заднице разъезжались) здоровяка, напоминающего зажиревшего по осени кабанчика. Однако одна осень сменяла другую, на скотном дворе чередовались поколения живности, только кабанчик все бегал и хрюкал, как заговоренный, посмеиваясь над писаными и неписаными законами товарного животноводства.

Мехмед несколько раз выходил на Зою (естественно, через подставных лиц) с исключительно лестными (в смысле оплаты) предложениями, но Зоя держалась за работу у премьера руками, ногами, зубами и… чем еще? Поэтому Мехмеду пришлось (опять-таки через подставных лиц) устроить ей служебный прокол. Через ее сектор к премьеру, осматривавшему экспонаты выставки мясоразделочных машин (по странной случайности он как раз в задумчивости остановился у свиноубойного электроагрегата), прорвался челобитчик с папкой компромата на председателя Центрального банка, многолетнего друга и соратника премьера.

Зою в двадцать четыре часа вышвырнули с работы без выходного пособия.

Во властные и околовластные (то есть фактически всем, кто держал охрану) структуры поступила команда ее не брать.

Мехмед чуть выждал и заполучил Зою в фирму, которую представлял в России. Фирма была стопроцентно иностранной, поэтому Мехмеду было плевать на грозные циркуляры главного управления охраны.

Иностранцем в России, кстати, считался и сам Мехмед.

У него было несколько паспортов и множество видов на жительство, но больше прочих ему нравился синий с резким, надменным (почему-то он назывался лысым) орлом паспорт гражданина США. Как всякий восточный человек, Мехмед превыше всего уважал в жизни силу. Сила сейчас была за этой страной, отрицать это мог только идиот. Мехмеду нравилось ощущать себя (в том числе и через такую мелочь, как паспорт) частицей силы, хотя, несомненно, в мире имелись более подходящие для жизни (в смысле налогов и прочего) страны, нежели Соединенные Штаты Америки. Да и не очень удобно было с синим американским паспортом вести дела на Востоке, но для Востока у Мехмеда имелся иорданский паспорт, тоже с орлом, но другим — желтым, пустынным, из тех, что хватают в когти черепах и разбивают их, сбрасывая с высоты, о камни. Иногда Мехмед размышлял: случись двум орлам сойтись в поединке, какой одержит верх? Лысый определенно брал массой и размахом крыльев, размером клюва. Но и пустынный был парень не промах. Мехмед не раз наблюдал, как ловко и бесстрашно эти орлы расправляются со змеями. Впрочем, Мехмед видел в своей жизни самых разных орлов, но никогда не видел, чтобы они всерьез, как, к примеру, петухи или гусаки, дрались. Вероятно, они выясняли отношения как-то иначе.

Для России, стран СНГ и Прибалтики не было лучше паспорта, чем американский. Хотя в последнее время обладателей американских паспортов там убивали и похищали точно так же, как обладателей других паспортов и вообще людей без всяких паспортов.

Честно говоря, Мехмед собирался завалить Зою в первую же совместную ездку в лимузине, но пружинистая, деловитая, энергичная, вся в аппаратуре, как рыба в чешуе, профессионалка высочайшего класса (иных, надо думать, в охране премьера не держали), она вела себя таким образом, что неформальные отношения между ней и шефом представлялись невозможными в принципе, ибо явились бы отступлением от поставленного во главу угла профессионализма — того самого, который Мехмед приобрел (очень недешево), как товар.

Всякий товар надлежало использовать строго функционально и по назначению. Мехмед заплатил только за одно измерение товара — охрану. Другие измерения, следовательно, остались в товаре «товаром в себе». За них надо было или дополнительно платить, или брать как-то иначе.

Мехмед пока не решил.

Сам того не ведая, он жил по принципу великого Достоевского, в том смысле, что если замахиваться, так на большое, на малое — только руку отмахать. Тем более что Мехмеду была известна тайна любого товара. Он продавался и покупался. Истинная его цена определялась с помощью древних, существующих едва ли не столько же, сколько и сам человек, технологий. Причем деньги далеко не всегда играли главную роль, хотя незримо всегда присутствовали на сцене, как то самое ружье, стреляющее под занавес. В конечном итоге именно деньги все расставляли по своим местам, оказывались в так называемом сухом остатке. Мехмед владел этими технологиями в совершенстве.