Уже было позже 12 часов, и вечер был в полном разгаре, когда Сталин не спеша, своей немножко развалистой походкой подошел к Давыдовой - высокой, эффектной женщине, в сильно открытом серебряном платье, с драгоценностями на шее и на руках, с дорогим палантином из чернобурых лисиц, наброшенным на плечи. Великий вождь, одетый в свой неизменный скромный френч защитного цвета, некоторое время молча смотрел на молодую женщину, покуривая свою трубочку. Потом он вынул трубку изо рта.

- Зачем вы так пышно одеваетесь? К чему все это? - спросил он, указывая трубкой на жемчужное ожерелье и на браслеты Давыдовой. - Неужели вам не кажется безвкусным ваше платье? Вам надо быть скромнее. Надо меньше думать о платье и больше работать над собой, над вашим голосом. Берите пример вот с нее. - он показал на проходившую мимо свою любимицу - сопрано Большого театра Наталью Шпиллер.

Шпиллер была настоящей красавицей - идеальным воплощением образа Анны Карениной - высокая, статная, с правильными чертами лица, исполненными своеобразного очарования, свойственного красивым русским женщинам. При всем аристократизме ее манер, одевалась она с нарочитой скромностью, носила всегда закрытые платья темных цветов, не надевала драгоценностей, почти не пользовалась косметикой.

- Вот она не думает о своих туалетах так много, как вы. Она думает о своем искусстве. продолжал Сталин. - И какие она сделала большие успехи. Как хорошо стала петь.

Обе дамы стояли молча и слушали вождя. Что они могли сказать в ответ? Рассказывали, что Давыдова едва сдерживалась, чтобы не разрыдаться. И было от чего!»

Мария Святославовна Кнушевицкая, одна из самых ярких актрис московского театра имени Моссовета, имеет славу дамы прямолинейной, не желающей идти на компромиссы с совестью и неизменно говорящей всю правду в лицо.

А потому, переступив порог ее дома и попросив поделиться воспоминаниями о Вере Давыдовой, яине думал затрагивать тему Сталина и его отношений с солистками Большого театра. Знал, что услышу не только категорический отказ, но и указание в сторону выхода. Неожиданно Мария Святославовна заговорила на эту тему сама:

- После того, как эта статья появилась в «Огоньке», я хотела ехать к тогдашнему главному редактору Коротичу и бить ему морду.

О каких дачах могла идти речь? Мы были только на даче маршала Бориса Михайловича Шапошникова, который был женат на артистке Большого театра и с которой мама дружила. Шапошников умер в апреле 45-го.

И еще бывали на даче у очаровательного человека, адмирала Кузнецова. Я туда ездила с родителями. Это были открытые семейные вечера. Правда, если мы отправлялись куда-то на лыжах, то к нам приставляли матросов, чтобы мы, деточки, как нас воспринимали, не дай бог, носы себе не разбили. Но это было совсем другое. А не та гнусная грязь, которую им пытаются всем приписать.

Мама видела этот журнал. Я стала думать, что же делать. Она пожала плечами: «Если нравится, пусть пишут. Ты что, хочешь чтобы я оправдывалась или как-то реагировала? Да Господь с тобой! Я в эту помойку лезть не собираюсь».

Выступали артисты перед Сталиным, и что? В Георгиевском зале Кремля здравицы пел Максим Дормидонтович Михайлов. Своим красивым удивительным голосом. Пели мама, тетя Вера, Валерия Барсова, Иван Козловский и Сергей Лемешев. Они теперь что, враги?

А какая ложь, когда рассказывают, как при Сталине любили и берегли актеров! Да плевать на них хотели на самом деле. Могли ночью поднять из кровати! Мама об этом рассказывала.

С ней так однажды и поступили: ночью после спектакля буквально вынули из кровати. Это случилось в 1939 году, в день рождения Сталина.

В этот вечер в театре был спектакль, кажется, «Иван Сусанин». Знаменитое 21 декабря, день рождения Сталина. Мама приехала домой, мы тогда жили над дирекцией Большого театра. Папа еще спросил, не поедет ли кто-то из Большого на дачу к Сталину. Но сказали, что на дворе - война с Финляндией и никто не поедет. Только Стучевского, аккомпаниатора театра, увезли в Кремль. Говорили, что только для узкого круга что-то будет.

Мама спокойно легла в кровать. И около часу ночи раздался стук в дверь. Бабушка открыла: на пороге - человек из лубянского ведомства. А вместе с ним - работник репертуарной части Большого.

«Быстро-быстро, мы пока едем за Лемешевым. А вы одевайтесь - в Кремль».

Но вы представьте себе: перед вами певица, уставшая после спектакля. В тот день стоял дикий, страшенный мороз, те самые легендарные финские морозы. Но мама, что делать, тут же взяла ноты, туфли. Бабушка еще предложила туфли надеть дома. «Нет-нет», - отказалась мама и спрятала их под шубу, чтобы они оставались теплыми.

И когда минут через 15 за ней поднялись, она спустилась в машину. Впереди сидел закутанный Сергей Яковлевич Лемешев, а рядом с ним черноглазый, небольшого роста, с перепуганными глазами, молодой человек. Это был Аркадий Исаакович Райкин, который только-только на каком-то конкурсе получил первую премию. И их повезли в Кремль.

Принято говорить о строгой системе пропусков. А их прямо так, безо всякой проверки, провезли в Кремль. Какой паспорт, какой пропуск! Через Спасские ворота, напрямую пронеслись.

Спустя годы, когда уже были открыты кремлевские дворцы, и мы ходили туда на елки, я по этой лестнице бегала в Георгиевский зал и каждый раз думала - что же в ту ночь чувствовала мама.

Как она вбежала по ней, а ведь надо же сохранить дыхание. Наверху стоял Храпченко, заведующий отделом искусств. (Речь идет о Михаиле Храпченко, председателе Комитета по делам искусств в 1939-1948 годах, - прим. И. О.) Он стоял и только говорил: «Скорей, скорей». Мама отвечала: «Я не могу!» И тогда два каких-то курсанта подхватили ее под руки и в одно мгновение, вспоминала она, мама оказалась наверху.

Когда она вбежала, с нее сняли шубу, два человека моментально надели на нее туфли. Мама произнесла: «Я не могу сейчас петь». - «Вас уже объявили». - «Но у меня все в горле пересохло».

А там стоял накрытый стол и на нем было шампанское. Сергей Яковлевич Лемешев протянул маме полный бокал шампанского. Она ужаснулась: «Ты с ума сошел?!» Ведь шампанское вокалистам категорически противопоказано, даже накануне выступления. Но бледный Лемешев ответил: «Все равно, пей!»

Мама выпила этот бокал. И, как рассказывала потом, ни до, ни после так голос у нее не звучал. Потом кто-то предложил ей еще раз попробовать выпить шампанского. Но тут уже мама отказалась: «Нет уж, спасибо!»

Что в итоге оказалось? В первом отделении того ужина в честь дня рождения Сталина, на котором собралось все Политбюро, кто-то перед ним выступил, играл Стучевский. И Сам, как называли Сталина, спросил Храпченко: «И это все?»

Тот ответил: «Нет-нет, Иосиф Виссарионович, это только антракт». И за время этого импровизированного антракта подняли артистов с постели и доставили в Кремль.

Когда мама возникла возле рояля, у Стучевского чуть очки не упали. Кстати, во время того концерта она впервые увидела Аркадия Исааковича. И стала его большой поклонницей.