Хотя кризис миновал, нужно продолжать охлаждать тело, чтобы температура снова не поднялась до непозволительных высот. В очередной раз набрав прохладной воды с уксусом, Виола снова стала протирать и обкладывать полотенцами поджарое тело находящегося с полусне Яра, только теперь делала это не в панике, а более спокойно, даже ласково, мягко скользя по его гладкой коже и получая от этого странное и волнующее удовольствие.

Она оглаживала аккуратные мышцы, которые были как раз таких размеров, как ей нравилось, наслаждаясь красотой форм и линий, заново узнавала и придирчиво изучала каждый кусочек тела, которое привыкла видеть в одежде, и обратила внимание на то, что раньше просто не замечала, отгородившись ото всех и закрывшись в своих переживаниях, как в ракушке. Об этой родинке Виолетта и понятия не имела, вот эту тоже не видела… А вот здесь, оказывается, есть небольшой шрамик… Ярослав, будто разобранный пазл, складывался для неё совсем в другую картинку, непривычную, но очень интересную…

В итоге Виолетта сидела рядом с ним всю ночь, то укрывая одеялом, то накладывая охлаждающие компрессы или просто протирая тело мокрыми полотенцами. Время от времени он беспокойно вздрагивал или что-то бормотал, иногда это бормотание складывалось во вполне определённые фразы типа «не уходи», «не пущу» и тому подобные.

Под утро Ярика, наконец, сморил крепкий сон, и Виола любовалась им спящим: ресницами, лицом, обрисовывала пальчиком линию скул и носа. А ещё держала в руках его правую ладонь. Медленно снимала обручальное кольцо, потом снова надевала на палец, опять снимала и вновь надевала. Поднеся руку благоверного к губам, Виолетта поцеловала это колечко, которое семь лет назад соединило их двоих. Да, именно так, оно должно быть на пальце, здесь его законное место, единственно возможное место.

Но было ещё кое-что, что Виола хотела видеть на Яре. Сбегав в свою комнату, она принесла тот браслет-оберег, который купила в торговом центре, и повязала Ланину на правое запястье (на левом он неизменно носит часы). Пусть хранит его!

«Кажется, я влюбляюсь в собственного мужа…»

Мысль пришла внезапно и, честно говоря, напугала: предыдущая любовь ничем хорошим не закончилась. Да и вообще, а закончилась ли она?

Виолетта ушла на кухню за очередной чашкой кофе и лёгким завтраком для больного, который теперь стал отчаянно потеть. Подложив под Ярика дополнительную простынку, Виола убрала одеяло и накрыла его ещё одной, чтобы ему было не так жарко, а потом меняла простыни, когда они становились мокрыми, и в назначенное время давала Яру лекарства.

К вечеру она была совершенно вымотана, но зато температура держалась в пределах 38 градусов. Снова принеся тазик, но на этот раз уже с тёплой водой, Виолетта обтёрла мужа, насухо вытерла и натянула на него пижамные штаны и самую тонкую домашнюю рубаху из тех, что нашла. Приклеив ему на лоб охлаждающий пластырь, она отлучилась в уборную и умылась прохладной водой.

В этот момент ей так захотелось увидеть родные личики своих малюток, но Виола удержалась и не стала звонить по видеосвязи, иначе ей было бы ещё тяжелее. Возможно, завтра. Да, завтра можно будет и наговориться, и насмотреться, а сейчас она не в том состоянии, чтобы показывать себя детям. Поэтому, ограничившись очередной эсэмэской свёкрам, что Ярику стало лучше, она вернулась в его комнату.

Сдерживаться уже не было никаких сил, в сон клонило просто неимоверно, поэтому Виола, укрывшись отдельной простынкой, устроилась на кровати Яра. Легла с самого края, чтобы ему не мешать, но в то же время быть рядом, если вдруг что, и почти мгновенно заснула. Сквозь сон она ощутила, что Ярослав обнял её со спины, но лишь уютнее устроилась в его объятиях и вновь отдалась во власть Морфея.

Когда спустя время Виолетта разлепила один глаз, за окошком было ещё темно. Кажется, сейчас раннее утро. Она всё ещё находилась в объятиях мужа, он обволакивал её наподобие кокона, прижавшись к спине обнажённой горячей грудью: видимо, рубашка расстегнулась во время сна. Извернувшись, Виола приложила ладошку к его щеке, затем потрогала шею. Да, температура снова немного поднялась, но, похоже, ничего особо критичного.

Дотянувшись до тумбочки, Виолетта поменяла Ярику охлаждающий пластырь, подтянула уголок сползшего одеяла и вновь заснула. А на утро проснулась с ним лицом к лицу. Под его глазами залегли круги, ресницы бросали тени на щёки, но он не стонал и не морщился, спал спокойно. Однако стоило ей пошевелиться (она собиралась отлучиться в уборную), как Яр приоткрыл глаза и придержал её за талию. Ну вот, опять не хочет отпускать.

Уютный, сонный, он выглядел сейчас очень мило. Хм, он из-за слабости такой? Или Виола просто раньше не замечала эту его черту? В этот момент она была рада, что на ней маска, потому что к щекам отчего-то прилика кровь.

— Я ненадолго, схожу умоюсь и завтрак тебе принесу, — сказала Виолетта и отклеила у него со лба пластырь, а потом приложила ладошку. — Как ты?

— Лучше, — прохрипел он. — Благодаря тебе.

— Благодаря себе самому, — возразила она. — Потому что ты молодец. Жди меня…

— Жду, — донеслось ей вслед. — Всегда буду ждать… — услышала Виола, когда уже закрывала дверь.

Наскоро умывшись, она отправилась на кухню. Чёрт-чёрт-чёрт! Да что же с ней всё-таки творится?! Виолетта яростно замешивала омлет и размышляла о событиях последних дней и бессонной ночи у постели мужа. Кажется, её сердце действительно постепенно отпускает Тимура. Прошли годы, а он всё такой же: прёт по головам, не разбирая дороги и от большой любви круша даже то, что дорого. А Яр другой, совсем другой. Он бережёт и лелеет, оберегает и охраняет.

Наверное, Гаджиев не зря вернулся в её жизнь, сама судьба его привела. Да, ей нужна была эта новая встреча с Гадом, чтобы отпустить его, победить, освободить от него сердце и окончательно разобраться в себе… и чтобы «заметить» и «разглядеть» Ярика. Иначе почему всё так? Почему она из кожи вон лезла, чтобы Яру стало лучше? Просто благодарность и дружеские чувства? Но бывает ли благодарность настолько большой, что сердце в груди больно ухает и сходит с ума, а в груди тянет и ноет, словно её раздирают изнутри?!

Всё ещё находясь в смятении, Виола нагрузила поднос едой и отваром и вернулась в спальню супруга.

— Я сбросил сообщение шефу, что заболел, — сообщил он.

— Молодец, а то я сама хотела ему позвонить.

— Но всё равно хочу выйти на работу как можно скорее: ты же знаешь, сейчас очень ответственный период… — бодро начал Ланин и закашлялся.

— Нет, это не период ответственный, а ты, даже слишком, — она присела на кровать и, поправив маску, поставила поднос на колени мужа, который полусидел в постели, подложив под спину пару подушек. — Хотя я такая же: даже больничный взять не могу, потому что у ребят турнир на носу.

— Мы с тобой два сапога пара, — он приступил к завтраку, а она раздвинула шторы, впуская в комнату солнечный свет.

Когда Ярослав поел и выпил лекарство, Виолетта отправила его в уборную, а сама перестелила ему постельное бельё, проветрила комнату и тоже быстро позавтракала, после чего вернулась в его спальню и разложила на столе переводы. Обычно она предпочитала работать у себя, но сегодня ей будет спокойнее, если сможет видеть состояние Яра.