Королеву колотила дрожь, лицо и спина покрылись потом. Долгие мгновения она стояла неподвижно, вглядываясь в темноту и ожидая, что этот жуткий голос зазвучит снова. Лучше было бы его не слышать — но где-то в глубине души, вопреки здравому смыслу, просыпалось любопытство. Что это могло быть? Уинетт отошла от окна, все еще не отпуская талисман, и сложила руки на груди, пытаясь унять противную дрожь.

Спокойно, говорила она себе, это просто какой-то зверь… если не волк, то, может быть, лесной кот. В этом странном месте свет падает из окон, которых не может быть, а залы простираются за пределы стен — в чем здесь можно быть уверенной? В здешних лесах могут обитать любые твари. Ее руки, словно сами по себе, задвинули ставни и закрыли защелки — и только после этого Уинетт легла в постель. Уже свернувшись под одеялом, она подумала, что и в спальне, и в прихожей все еще горят свечи, но уже не могла заставить себя подняться. В конце концов, это было лучше, чем кромешная тьма. Все еще сжимая в ладони талисман Кирье, она закрыла глаза и уснула.

Сон был глубоким и не потревожен ни одним сновидением. Ее разбудил солнечный свет, неожиданно брызнувший сквозь щели ставень. Солнце разрисовало беленые стены золотыми полосами, в его лучах танцевали пылинки. Свечи по-прежнему горели — и в спальне, и в настенных канделябрах в прихожей, и ни одна, похоже, не стала короче. Оранжевые хвостики пламени чуть покачивались от сквозняков. Уинетт ощутила отголосок мертвящего ужаса, который она пережила ночью. Какая глупость! Она полежала немного, глядя по сторонам, а потом откинула покрывало и поднялась. Птичий хор за окном славил солнце. Казалось, весь мир радуется новому дню, и Уинетт, присоединившись к его ликованию, привычно вознесла краткую молитву Госпоже. Потом она решительно подошла к окну и распахнула ставни.

Солнце хлынуло ей в лицо. В воздухе разливалось благоухание. По сияющей зелени рассыпались лютики и маргаритки — лужайка казалась осколком привычного мира, такого доброго и желанного. Ручей ослепительно сверкал, точно драгоценная лента. Лес, раскинувшийся за ним зеленой мозаикой, дышал спокойствием. Легкий ветерок игриво касался волос Уинетт. Томительные страхи ночи таяли, как туман. Конечно, это был всего-навсего волк… или лесной кот. Лес кажется бескрайним — неудивительно, что в нем водятся хищные звери. Какой-то недоверчивый голосок в глубине ее разума все не унимался, но Уинетт решила не слушать его доводов. Она не хотела вновь раздумывать о помрачающих рассудок странностях этого места.

Она задула свечи, зашла в туалетную комнату, чтобы привести себя в порядок, а затем заглянула в шкаф. Платье, которое она выбрала — из мягкого зеленого шелка — как и вчерашнее голубое, сидело на ней идеально, словно сшитое по мерке. Сегодня Уинетт решила задать Эйрику все вопросы, скопившиеся у нее за сутки.

Она вышла на балкон. Солнечные лучи пронизывали лепестки роз, и балкон казался невесомым облачком, плывущим над землей. Эйрик уже прогуливался у фонтана. Он поднял голову, видимо, почувствовав ее взгляд, и приветливо помахал рукой.

— Проголодалась? — крикнул он. — Завтрак ждет.

Уинетт спустилась по увитой розами лестнице и сразу увидела столик, накрытый ослепительной полотняной скатертью. На подносах были красиво разложены масло и хлеб, плоды, холодное мясо, сыр, яйца, рядом — несколько сосудов с компотами, а в центре стола — горшочек с травяным отваром, над которым поднимался ароматный пар. Сервировку дополняли фарфоровые чашечки. Эйрик был уже на ногах и готов ухаживать за гостьей. Он как будто нарочно оделся в тон ее наряду — темно-зеленая свободная рубаха, узкие черные брюки заправлены в высокие сапоги на шнуровке. Отвесив поклон, он сверкнул белозубой улыбкой.

— Ты очаровательна, — произнес он. — Этот цвет тебе еще больше к лицу, чем голубой. Как спалось?

У нее снова появилось неприятное ощущение: преувеличенная учтивость этого темноволосого красавца тяготила ее. Тем временем Эйрик отодвинул стул, дождался, пока она сядет, потом аккуратно наполнил ее чашку.

— Что пожелаешь? — осведомился он.

— Я слышала ночью что-то странное, — начала Уинетт, полная решимости добиться ответа.

— Странное? — рука Эйрика потянулась к хлебнице, и он протянул гостье ломтик хлеба — теплого, словно только что из печи. Эйрик не перебил ее, но Уинетт почувствовала, что опять теряет нить разговора. Она приняла хлеб и кивком поблагодарила Эйрика, избегая встречаться с ним взглядом.

— Когда я ложилась спать, в лесу послышался какой-то звук…

— В лесу? — эхом отозвался Эйрик и насмешливо улыбнулся. — Что ты будешь — мясо, яйца? Может быть, сыру?

Его непоследовательность сбивала с толку. Уинетт решила не возражать и молча подождала, пока он положит ей в тарелку несколько кусочков мяса и толстый ломтик желтого сыра.

— Это было похоже на вой.

— Должно быть, волки, — беспечно откликнулся он. — Надеюсь, они не слишком тебя напугали?

Она собралась было рассказать о своем страхе, но подумала и покачала головой.

— Я не уверена, что это был волк.

— Чуть дальше в лесу водятся волки, лесные кошки…

Он взял яйцо и принялся чистить. Каждое его движение поражало изысканной утонченностью, которая совершенно не вязалась с грозной силой его мускулов. В этом было что-то колдовское. Уинетт ощутила странное беспокойство. Она завороженно наблюдала, как он уронил последний кусочек скорлупы на тарелку и поднес яйцо ко рту. Ровные зубы вонзились в мягкий белок, и Уинетт на миг увидела невозможно ровный срез, как от полукруглого лезвия.

— Действительно… может быть, кот. Они так орут, когда охотятся…

Их глаза встретились, и Уинетт поняла, что Эйрик притягивает ее взгляд, как магнитом, и она не в силах отвернуться или опустить веки. И тут Эйрик улыбнулся — так открыто, что вся ее решимость растаяла без следа.

— Может быть, — согласилась она.

— Тебе нечего бояться, — заверил Эйрик. — Никакой зверь не посмеет сюда приблизиться. Если любишь охоту…

Уинетт покачала головой.

— Ну конечно же, — он виновато улыбнулся. — Ты же из Эстревана. Кровавые зрелища не для тебя.

— Не вижу смысла убивать животных — разве что ради защиты или еды, — ответила Уинетт. Странно, почему ей приходится что-то объяснять? — Госпожа учит нас… — она осеклась. — Откуда ты столько обо мне знаешь?

Эйрик повел плечами.

— Но ведь ты носишь талисман?..

— Да, — Уинетт непроизвольно опустила глаза на амулет, висящий у нее на груди, и внезапно заметила, что у ее платья довольно глубокий вырез.

— Можно взглянуть?

Эйрик перегнулся через стол и весьма откровенно взглянул на ее декольте. Уинетт не знала, стыдливость или тайное предчувствие побудили ее одной рукой, в которой была салфетка, прикрыть вырез, а другой — сжать талисман.

— Мне не должно его снимать, — сказала она. — Он дан мне в знак обета.