– Почему вы не уведомили полицию о своих подозрениях?

– И что бы я им сказала? Что пятнадцать лет назад мой отец велел двум своим сыновьям совершить жестокий акт насилия над человеком, который за минувшие годы хитростью и коварством завоевал репутацию Главного Решальщика в Касабланке и Рабате и имеет большие связи во многих эшелонах власти? Никто в госадминистрации и финансовых кругах никогда не решится назвать своим другом такого негодяя, как Бен Хассан. И он это знает. Но не переживает. Главное, у него есть «связи». Грязные, позорные связи, но они обеспечивают ему и какому-нибудь молодому парню, с которым он спит в тот или иной момент, относительный уровень скромного комфорта. Да, я злобствую, как старая карга. Разболталась что-то. Просто вчера вечером, когда я вышвырнула отсюда нашего мужа, мне никак не удавалось заснуть. А сегодня утром у меня два занятия. Пришлось принять «декседрин»[112], чтобы взбодриться. Вторую таблетку выпила пятнадцать минут назад, как раз перед твоим приходом. Вино в сочетании с ее возбуждающими свойствами творит чудеса. Своего рода эффект инь-ян получается.

Молчание. Я поставила свой бокал, неожиданно ощутив гул в голове от алкоголя и послеполуденного зноя пустыни, который с трудом развеивал свистящий чахоточный кондиционер.

– Вы не рассказали про своего второго брата, – наконец промолвила я.

– Про Дрисса? Он был еще глупее, чем Абдулла. Так и не женился. И успехов больших не добился. Работал у брата в Касабланке, вел учет товара. После «самоубийства» Абдуллы – я знаю, как это было на самом деле, – человек, купивший компанию, уволил Дрисса. Поскольку семья наша в деньгах не купалась, а то немногое, что Дрисс унаследовал, он тратил на рулетку и проституток, кончил он тем, что стал водителем лимузина в компании, занимавшейся перевозкой людей из аэропорта в один из пятизвездочных отелей Касабланки. Каждое лето на неделю он ездил в Агадир – наш паршивый курорт, где организуют отдых с полным комплексом услуг. Однажды вечером пошел искупаться, отплыл от берега, может, метров на пятьдесят. Его переехал быстроходный катер. Надвое раскроил ему череп. Ну а поскольку катер был быстроходный, он быстро и умчался. Неизвестно, кто им управлял, никто не видел его регистрационных номеров. Дело в том, что Дрисс любил плавать вечерами, а это была его пятая ночь в Агадире. Поэтому я абсолютно уверена, что кто-то следил за ним, изучал его привычки.

Фанза пожала плечами. Снова глотнула вина. Снова закурила.

– Мне не нравится, что ты молчишь, – наконец произнесла она. – Как будто осуждаешь, черт возьми.

– Ваш английский достоин восхищения.

– Как и твоя ирония.

– Я не иронизирую. Просто пытаюсь осмыслить то, что вы рассказали.

– А что тут осмысливать? Я никогда в лоб не спрашивала Бен Хассана, не по его ли милости погибли все мои родные. Потому что он проявил себя очень хорошим другом по отношению ко мне и к моей дочери. Десять лет назад, когда Самира оттолкнула меня – после того, как я переехала сюда; впрочем, у нас и без того было много разногласий, – он в Касабланке по-отечески опекал ее и также способствовал тому, чтобы мы с ней в конце концов помирились, за что я всегда буду ему благодарна. Как тебе известно, она забеременела от одного французского бизнесмена. Так вот Бен Хассан заключил с ним сделку от имени Самиры, по условиям которой француз был волен возвратиться к своей семье, жене и ребенку, но обязался выплачивать Самире по триста евро в месяц…

– Бен Хассан упоминал другую сумму – пятьсот евро.

– Может, он платит Бен Хассану пятьсот, а тот дает ей триста. И что с того?

– Но это значит, что Бен Хассан прикарманивает в год две тысячи четыреста евро.

– Ну да, Малыш Пол говорил мне, что ты бухгалтер. Разумная, грамотная женщина. Интересно, чем ты думала, связывая свою судьбу с человеком, который приносит одни несчастья?

Я открыто встретила ее взгляд:

– Я думала о сексе – и это было истинное наслаждение. Я думала о том, как это сексуально быть женой настоящего художника, причем наделенного подлинным талантом. Я думала о том, как это чудесно, что отцом нашего ребенка будет творческая личность.

Произнося эти слова, я чувствовала, что у меня туманится сознание, что мою смелость поглощает усталость. Может, это вино на меня так действовало, или безграничное отчаяние сидевшей напротив меня ожесточенной женщины, или мое наивное желание достичь взаимопонимания с той, которая некогда мечтала о семейной идиллии с Полом, как и я, и которую он тоже предал.

Я сделала глубокий вдох, чтобы обрести ясность мысли, и продолжила:

– Я думала, что с Полом в мою жизнь войдут романтика приключений, культура и свобода. Свобода от всех капканов американской современности. Но Полу нужны были все эти капканы – красивый уютный дом, членство в спортивно-оздоровительном клубе, возможность проводить лето в Мэне, вкусная еда, изысканное вино, – пусть сам он при этом критиковал нашу материалистичную культуру. И он знал, что все это я преподнесу ему на блюдечке, потому что мне свойственно то, чего он напрочь лишен: чувство ответственности. И искренняя вера в нас. В нашу жизнь, в наше совместное будущее. Конечно, я глубоко заблуждалась, полагая, что смогу его изменить. Так что да, вы правы. Я связала свою судьбу с человеком, который приносит одни несчастья. Виновна по всем статьям. Тем не менее, несмотря на все это, на все то, что он сделал, я не хочу, чтобы Пол пострадал.

Молчание. Фанза снова закурила – должно быть, уже пятую сигарету.

– Ждешь, что я похвалю тебя за прямоту, за откровенность?

– Я просто хочу знать две вещи.

– Валяй.

– Вам известно, что Бен Хассан убедил Пола взять заем на покупку квартиры для вашей дочери?

– Какой еще заем?

– Бен Хассан сказал мне, что Филипп дал Самире один миллион дирхамов на покупку квартиры в Касабланке.

– Глупости. И то хорошо, что французик согласился выплачивать ей пособие на ребенка. Но миллион дирхамов? Полный бред. Самира живет в квартире площадью пятьдесят метров, которую она снимает за две тысячи дирхамов в месяц – относительно дешево для района Готье в Касабланке. Знаешь, она ведь преподает литературу в университете. Ее специализация – меланхолия в романтизме. Докторскую она защищала во Франции, в Экс-ан-Провансе. Ее диссертацию даже опубликовали. Да, я очень горжусь дочерью. И мне нравится быть бабушкой ее чудесного сына. Но чтобы французик дал ей на квартиру миллион дирхамов…

Я чувствовала, как тиски стресса сдавливают меня все сильнее, ибо я начинала понимать, что за игру затеял Бен Хассан.

– По словам Бен Хассана, – произнесла я, – когда Пол связался с ним, умоляя, чтобы он помог ему восстановить отношения с Самирой, он сказал, что самый быстрый способ войти в ее жизнь – дать ей миллион дирхамов на покупку квартиры.