Итак, если я попытаюсь наладить отношения с Изотом, мне не следует, пожалуй, опасаться помех со стороны лейтенанта Щербакова, но вот капитан Вахромеев может оказаться недовольным. Надо поговорить с ним серьезно. Чем его прикупить, я не знаю, но разговор, после предварительной разведки, провести стоит. Но прежде все же нужно с самим Изотом пообщаться и действовать, уже исходя из обстановки.

Итак, этот вопрос решить можно, и торопиться здесь не следует. Каждый шаг предстоит тщательно продумывать. Но уже на ходу, ориентируясь на реакции Олега Юрьевича. Правда, торопить будет и полковник Бергер, обеспокоенный способностью племянника язык развязывать, о которой он наверняка знает, и мое собственное начальство к этому процессу подключится. Поэтому рабочий день предстоит именно с этого и начинать. Иначе может вступить в исполнение своих непосредственных обязанностей служба собственной безопасности, и тогда я повлиять на события уже не сумею и все мои планы попросту рухнут. А уже позже необходимо как-то выходить на Джабраила. А как на Джабраила выходить? Как обосновать собственный интерес к текущему процессу, из которого меня уже выключили? Вход в дело может быть только единственным – обострение ситуации. Внешнее, естественно, обострение. Я знаю, а они не знают, какая опасность им угрожает. Тогда они почувствуют во мне необходимость. И будут вынуждены делиться информацией, которую я буду передавать Алиахмету. И где-то обеспечу всем им встречу. Только такую встречу, чтобы я наблюдал за ней со стороны. Не люблю, когда рядом стреляют... Шальная пуля сама, дура, не знает, куда летит...

А как обострить ситуацию – это уже вопрос простейший, и тот человек в темном углу кабинета Джабраила сам подсказал мне путь – спецназ ГРУ. Кто может проверить, о чем я разговаривал с тем капитаном спецназа? Встретились мы и поговорили. По его инициативе. И он мне вопросы начал задавать откровенные. Все просто. Имеет спецназ отношение к расследованию военной прокуратуры или не имеет, это уже я на ходу решу, и решение свое Джабраилу выложу.

Все сходится. С этим пониманием я спокойно и незаметно для себя уснул.

* * *

С этим же пониманием я и проснулся, и проснулся даже в приподнятом состоянии духа. Так всегда бывает, когда решение готово и знаешь, что делать, чтобы тебе было хорошо и уютно...

Время близилось к обеду, но я только позавтракал. И после этого позвонил в приемную к Изоту. Олега Юрьевича на месте не оказалось, и меня попросили оставить свой номер телефона. Пришлось оставить, и, естественно, не служебный номер, а номер мобильника. Но я не забыл предупредить, что звоню по срочному и важному делу.

– Олег Юрьевич обязательно позвонит. Он сам хотел поговорить с вами еще утром, но вас не было на месте, – вежливо и обстоятельно доложила секретарша.

Стремление Олега Юрьевича со мной побеседовать еще больше подняло настроение, и я почувствовал, что пол у меня под ногами прочный, а сами ноги достаточно крепкие, то есть стою в ситуации я уверенно.

Точно так же я почувствовал себя и на колесах, когда поехал на службу. Дежурный по управлению положил передо мной целый лист, наполовину исписанный номерами телефонов.

– Ты сегодня популярен, как голливудская звезда. С утра толпами домогаются. И твой шеф просил передать, как только появишься, сразу к нему.

– Пиксин?

– Пиксин. Только он сейчас уехал. Можешь еще пару часов поспать. В областном управлении оперативки долгие. Ты пока вчерашние протоколы зарегистрируй. Начальство какой-то проверки, что ли, ждет. Приказано всем передать, чтобы не осталось ни одного незарегистрированного протокола.

– Сделаю.

Звук поворачиваемого в замке кабинетной двери ключа не громкий, но лейтенант Щербаков – обладатель музыкального слуха и выскочил из соседнего кабинета раньше, чем я успел за собой дверь притворить.

– Ну, Германыч, наворотили мы за ночь дел, – Слава показывал свой восторг, зная, что самому ему ничего не угрожает, а неприятности, если они и будут, то на мою голову свалятся.

– Мы старались. Особенно ты, – холодно ответил я. – Заходи, товарищ секретарша, то бишь товарищ лейтенант. Доложи обстановку.

Обстановка развивалась, как я и предполагал, и меня не удивил переполох, поднятый задержанием старшего прапорщика Лисина. Все так и должно было быть, и даже странно было бы, если бы переполоха не произошло.

– С самого утра звонили не переставая.

– Ты утром не отсыпался?

– Я в кабинете отсыпался. Прямо на столе.

– Нормальный ход. Мог бы для удобства два стола рядом поставить.

– Я так и сделал. Но с семи утра будить начали. Сначала звонила жена Лисина, потом сам полковник Бергер, потом еще разные люди, в том числе и какие-то адвокаты, с девяти четыре раза звонили из приемной Изота. Даже из администрации губернатора звонили. Всем требуется Анатолий Германыч. Со мной только полковник Бергер разговаривал. Я вежливо обещал узнать, что можно, поскольку не в курсе дела. Потом полковник Пиксин вызвал. Этому пришлось сказать в общих чертах, без главного. Не сказал, что Лисин «раскололся». Велел тебя, как появишься, сразу к нему.

Я улыбнулся, но ответить не успел, потому что подал голос мобильник, я глянул на определитель и привычно кивнул лейтенанту на дверь:

– Расстарайся насчет чая.

Он «расстараться» был откровенно рад.

Звонили из приемной Изота.

* * *

Теперь уже другая секретарша, а всего их у Изота три, насколько я помнил, соединила нас сразу, как только я назвал себя.

– Как самочувствие, капитан? – вместо приветствия спросил Изот.

– Не дождетесь, – ответил я темой из бородатого анекдота.

– Все под богом ходим. Иногда и под пулями, – слова звучали предупреждением. По крайней мере, интонация не обещала добросердечного разговора о семье и о погоде. – Что там, Германыч, у тебя случилось со старшим прапорщиком?

Он неожиданно резко перешел в разговоре на «ты», хотя мы раньше с ним всегда общались вполне уважительно. Мне эти депутатские привычки не понравились, но сразу я от растерянности не ответил адекватно.

– Хотелось бы встретиться, поговорить по душам. Вас, Олег Юрьевич, эта тема должна очень интересовать. Полковник Бергер, как я понимаю, по вашей просьбе действовал.

Он помолчал, соображая, продолжать ему в том же начальственном тоне или сбавить апломб до уровня, позволяющего разговаривать на равных.

– При чем здесь полковник Бергер? – Недоумение у Изота получилось искренним и вполне соответствовало предыдущей паузе.

Но меня этим недоумением прошибить трудно, тем более я уже уловил в его голосе совсем иные нотки, нежели в начале разговора.

– Предлагаю прослушать запись одного интересного разговора. Я понимаю, что на его основании возбудить уголовное дело трудно, если вообще возможно, тем не менее мне не хотелось бы выпускать эти слова с кассеты в протокол допроса. Есть на кассете, и все. И можно уговорить человека, что эти слова произносил, забыть о них. И другого можно уговорить. Он сейчас в таком состоянии, что легко на уговоры поддастся. Но все это не телефонный разговор...