Супербомба - Сергей Самаров

...Солнце за окном зенит покинуло и уже подоконник большого коридорного окна осветило. То один из нас, то другой бросал взгляд на часы. И очень часто, хотя все мы умеем время и без часов чувствовать. Сейчас это делалось автоматически и с недовольством в лицах. Стрелки двигались неумолимо, а комиссия все оттягивала начало работы. Они там, за дверями, по причине совсем не майской жары зеленый чай с лимоном пили, им дневальный приносил. Много выпили, скоро, похоже, должны начать в туалет бегать. А мы сидели в коридоре на подоконнике, болтали ногами и ждали. Чего ждали, почему не начинают, непонятно. Может, разбирают дела тех, кто экзамен «завалил»? Из семерых нас трое осталось, кто прошел весь путь. Четверо отсеялись по разным обстоятельствам и в разных условиях. Двоих ФСБ каким-то образом вычислила, одного менты повязали по ориентировке из ГРУ, а последний вообще в какую-то историю влип, «поломал» где-то в захолустном городке местных крутых парней и тоже нечаянно к ментам угодил. Только там его и узнали, а он их «поломать» не решился, и это ему тоже поставили в вину. Если первые трое просто с заданием не справились и им через какое-то время дадут возможность попробовать снова, то последний все концы обрубил. Выказал неумение мимикрировать. Он должен был дать себя избить и не показать, что способен к сопротивлению. Лучше было в травматологическое отделение больницы угодить, откуда сбежать несложно. А он к ментам в лапы. Но если попал, то выкручивайся всеми способами. На «все способы» он не решился – духа не хватило. Его списали окончательно даже из спецрезерва. И их всех четверых даже не пригласили на оформление результатов. Я слышал, всех уже по бригадам отправили, чтобы солдатами командовали и где-нибудь по Чечне ползали. Решили, на большее пока не пригодны.

А нас на подоконник посадили, ждать. На тот самый подоконник, который за время ожидания из прохладного превратился в горячий благодаря движению солнца и, конечно же, неизбежному для такой ситуации трению.

Когда мы и ждать устали, к нам вышел начальник курса подполковник Заливайко, хмурый и вспотевший, словно он сам экзамен сдавал. В принципе он его и сдавал. То есть мы сдавали, а он отвечал за то, что четверо «завалились». Наверное, досталось подполковнику за излишнюю «мягкость» при подготовке. Два года назад после «мягкости» Заливайко трех парней из ДШБ[1], я слышал, на инвалидность отправили. Это было, когда в Чечне готовилась какая-то совместная закрытая операция спецназа ГРУ и спецназа ВДВ и подготовкой руководил наш подполковник. Мы подготовку все семеро выдержали, но четверо на «маршруте» отсеялись. Я лично считаю, что им просто не повезло. Парни стоящие и были, и остались. Конечно, четвертый только подвел. Неужели десяток ударов вытерпеть не мог. Ради хорошего дела можно даже чужой нож себе по ребрам «пустить». Это просто делается, только реакцию и умение следует показать, и повернуться под удар под нужным углом, тогда рана безопасной будет, хотя и устрашающей.

Подполковник глянул на нас из-под сурово сведенных густых бровей.

Мы, естественно, с подоконника спрыгнули и по стойке «смирно» вытянулись.

– Потеете? – спросил Иван Палыч.

– Никак нет, товарищ подполковник, – за всех ответил Медвежий Заяц, то есть лейтенант Миша Зайцев. У него язык легкий, всегда старается за всех отвечать.

– Понятно. Это я за вас потею.

– Долго еще, товарищ подполковник, ждать? – Капитан Рустаев боялся на поезд опоздать. Он билет загодя взял, торопится. У него жена вот-вот рожать должна, а врачи предупредили, что у самой жены капитана состояние здоровья не слишком хорошее – сердце подводит. И потому Вениамин вдвойне волновался – и за жену, и за будущего ребенка.

– Ждите. Из Москвы начальство пожалует. По вашу, мать вашу, душу.

И мы ждали дальше. Начальство пожаловало через пятнадцать минут. Это начальство во всех бригадах спецназа военной разведки знали – полковник Мочилов из диверсионного управления ГРУ. Обычно он боевыми операциями руководил. Если по нашу, мать нашу, душу, то капитан Рустаев напрасно надеется получить краткосрочный отпуск. Коли на «разбор полетов» сам полковник Мочилов пожаловал, придется его жене рожать без поддержки сильной капитанской руки. И когда эта рука приедет жену и ребенка поддержать, неизвестно. Случалось, что отцы семейства возвращались к совершеннолетию детей. Но это редко, и обычно бывает тогда, когда вместе с полковником Мочиловым приезжает кто-то из агентурного управления ГРУ. Тогда операция обещает быть долгосрочной, если не многолетней.

Рустаева и вызвали первым, словно знали, как он торопится. Долго не говорили. Не больше двух минут. Выпускали через другую дверь, чтобы с нами не общался. Когда вызвали меня, третьим и последним по счету, в кабинете уже и лейтенанта Зайцева не было.

* * *

Полковник Мочилов сразу оборвал мой доклад, читая какие-то бумаги. Просто руку с раскрытой ладонью поднял, заткнись, дескать, старлей, не шуми. Без доклада можно обойтись, потому что и без того понятно, что я не капитан Рустаев и не лейтенант Зайцев. Думаю, бумаги читал, имеющие ко мне отношение. Потом очки снял и на меня посмотрел.

– Слышал ты, старший лейтенант, такую крылатую фразу: «Генералы всегда готовятся к прошедшей войне»?.. Это Черчилль сказал.

– Никак нет, товарищ полковник, с Черчиллем знаком не был...

Полковник хмыкнул на такую вольность. И задал второй вопрос:

– А кто, по-твоему, готовится к войне будущей?

– Разведка, товарищ полковник, – ответил я не задумываясь.

Мочилов хмыкнул и улыбнулся.

– В принципе ты правильно сказал, а Черчилль ошибался.

– Он в разведке, товарищ полковник, не служил. Он больше по партийно-чиновничьей линии специализировался.

– Он имел в виду ученых. Но разведка тоже обязана думать о войне будущей, хотя в разведке тоже присутствуют свои генералы. Что я тебе могу сказать. Испытание вам всем семерым давали двойной сложности, если не тройной. И не случайно. Ты испытание выдержал и поступаешь в мое распоряжение. С сегодняшнего дня, с сего часа, с сей минуты. И будь готов к новым испытаниям... Они будут уже не учебными и многократно более сложными...

– Я готов, товарищ полковник.

Мочилов размашисто расписался на последней странице многостраничного документа, решая мою судьбу.

– В «индивидуалке» впервые, значит, работать будешь. И псевдонима у тебя пока нет...

– Нет, товарищ полковник.

– Придумай что-нибудь запоминающееся. И в то же время невзрачное. Только не «Агент 007», пожалуйста.

– Агент 2007, – подсказал один из членов комиссии.

– Почему? – спросил полковник.

– Выпуск 2007 года.