Реакция Сергея на скандальную историю с Шостаковичем остается неясной; Лина все рассказала Сергею в письмах, отправленных из Парижа. Прокофьев тогда выступал с концертами в Будапеште, Праге, Софии и Варшаве. Лина побледнела от ужаса, когда прочла эти статьи в «Правде», и выражала тревогу, хотя прекрасно понимала, что уже слишком поздно менять планы. В советской прессе продолжалась шумиха, и Лина заявила, что «музыкальные идиоты и кретины» в Москве «неожиданно использовали возможность высказать мнение, о чем их никто не просил… в то время как все остальные молчат»[295]. Противники всего современного и западного, чья критика балета «Стальной скок» так огорчила Сергея, сохранили управление в сфере культуры. Еще несколько месяцев казалось, что их поставили на место, но это впечатление было обманчивым. Профсоюз советских композиторов был бессилен против невежественных цензоров. Наоборот, эта организация предоставила им постоянную работу. Идеологи и второразрядные композиторы объявили войну культурной элите, и, по их мнению, ни один композитор не был таким ярким представителем элиты и аристократии, как космополит Прокофьев. Борьба между посредственными московскими музыкантами «за право прокладывать новый путь» только продемонстрировала их невежество, писала Лина мужу[296]. Интриганы, которые когда-то нападали на Прокофьева – а теперь нацелились на молодого Шостаковича, – демонстрировали чудеса риторики. Чего стоили одни только передовицы в «Правде»! Однако до тонкого понимания музыки им было далеко.

Поскольку Лина не слишком доверяла статьям, напечатанным в газетах, она надеялась, что, вернувшись в Москву по окончании турне, муж составит собственное мнение о сложившейся ситуации. Однако, волнуясь, она предупреждала, чтобы он был «чуть более осторожным», и добавляла по-английски: «Наверное, тебе лучше уничтожить это письмо»[297]. И опять она оказалась права. У Лины была сильно развита интуиция, и она была невысокого мнения о людях, руководивших культурной жизнью, и не она одна. Ее друг, русский эмигрант, издатель Петр Сувчинский, ясно сформулировал свое отношение ко всему советскому, посоветовав ей пересмотреть решение об окончательном переезде в Советский Союз. «Не гоняйся за мебелью», – говорил он, когда Лина принялась лихорадочно бегать по магазинам[298]. Проблема заключалась в том, что Прокофьевы пытались решать жизненно важные вопросы по телефону и с помощью писем, вместо того чтобы обсудить все лицом к лицу.

Игнорируя предчувствия, Лина позволила советским агентам убедить себя, что кризис не затронет их ни в малейшей степени. Это просто вопрос сложной внутренней политики. Вечер, проведенный с Потемкиными, советским послом в Париже и его очаровательной женой, подействовал на нее умиротворяюще. Лина уехала с чувством, что, несмотря на чуть омрачившийся горизонт, впереди их ждет светлое будущее. Она даже вообразила, что скандал ничем не грозит Сергею, а, наоборот, даст ему шанс достичь карьерных высот. Теперь пришла ее очередь высказывать бредовые идеи. «Мне кажется, что в этой драме ты можешь сыграть очень важную роль, но, конечно, с большим тактом и не создавая ненужных врагов»[299]. Но Лина по собственному опыту знала, что при феноменальных музыкальных способностях ее муж страдает полным отсутствием такта.

События развивались с огромной быстротой. Истекал срок Лининого carte d’identite, закончился срок действия договора аренды квартиры в доме номер 5 по улице Валентина Гаюи (rue Valentin Hauy), и требовалось решить, где будут учиться Святослав и Олег. Останется ли Святослав на все лето в Париже или поедет весной в Москву? И что делать с неожиданным предложением Сержа Моро принять участие в двух передачах на парижском Radio Cite? Кроме всего прочего, ей предлагали исполнить «Гадкого утенка». Если согласиться, то необходимо позаниматься с Альберти де Горостьяго, но как это сделать? И когда? У ее матери не прекращалась истерика, и дома у Лины не было ни минуты покоя. Чтобы хоть немного развеяться, она ходила с сыновьями в кино. В день рождения Святослава они посмотрели фильм «Дэвид Копперфильд» (оригинальное название The Personal History, Adventures, Experience, and Observation of David Copperf eld the Younger). Но история мальчика-сироты напугала Олега, и он, закрыв глаза, все спрашивал мать, когда закончится фильм[300].

Не в силах справиться с переживаниями, Лина обратилась за духовным наставлением к Аммонсу. А затем начала собирать вещи, составляя бесконечные списки дизайнерской одежды и косметики, которые хотела взять с собой в Москву, и мебели, которую Сергей должен был приобрести в Москве или во время гастролей. Надо было купить ткань на занавески, но она не знала, сколько окон в квартире и какая у них ширина и высота, ведь дом еще не был достроен.

Тем не менее она пыталась подготовить все заранее, надеясь, что хлопоты помогут отвлечься от тревог. Лина отправила мать с сыновьями на фильм L’Expedition Byrd au Pole Sud («Экспедиция Берда на Южный полюс») и принялась разбирать стопки книг и бумаг в гостиной, столовой и спальне, в «любовном углу», как она называла это место в квартире на улице Валентина Гаюи[301]. Лина никак не могла решить, оставить в Париже или отправить в Москву французские романы Сидони Габриель Колетт, Клода Фаррера и других писателей; английские детективы; старые детские учебники; карты городов и путеводители; открытки и фотографии и так далее, и так далее. Лина не смогла, как планировала, разобрать ящики в столе мужа, поскольку он забыл оставить ей ключ. «Сколько вечерних платьев я могу взять с собой?» – несколько раз спрашивала она Сергея по-английски[302].

Лина хотела отправить в Москву диван, но сначала решила сменить обивку. Таким образом, налицо было противоречие между деликатными запросами элегантной парижанки и гораздо более непритязательной жизнью, которая ее ожидала. Лине требовалось десять метров ткани style rustique – в деревенском стиле. Если выяснится, что смена обивки обойдется слишком дорого, придется купить новый диван. Впрочем, на самом деле Лину беспокоил вовсе не диван. Просто, занимаясь этой пустяковой проблемой, Лина сосредоточила на ней все свои подавленные тревоги.

Во время турне по Восточной Европе Сергей совершенно не интересовался домашними проблемами и отмахивался от важных вопросов, связанных с переездом. Лина скучала по Сергею, нуждалась в его помощи, советах, да просто в том, чтобы муж был рядом. «Обидно, что я не думала об этом, когда ты был здесь. Насколько проще было бы спрашивать тебя, когда ты был рядом – но совсем не было времени. Обидно, что у меня нет никого, чтобы помочь в некоторых вопросах. Здесь, конечно, есть Meme (бабушка). Я не обращаю внимания на ее ворчание, но иногда она почти сводит меня с ума – приходится запасаться терпением»[303].