Прочим бойцам велено отойти и заняться делами, но они трутся возле, старательно востря уши. Брюс мысленно уверяет себя, что не злорадствует, наблюдая за публичной поркой, но… Ох, да какое уж тут злорадство, под одними-то пушками сидючи.

— Я думала, мы победим, — И ботинком снег ковыряет.

— А о чем еще ты думала? — Голос у Норма надтреснутый, он наглотался ночью дыма, не успевая менять маски, и переоделся в сухое и теплое только когда обстоятельства позволили, то есть с рассветом, добравшись до базы, где ССО организовало аварийный склад: куртки, комбинезоны с подогревом, ботинки и вершина человеческого гения — шерстяные носки. Толстые, колючие. Нет ничего лучше таких носков на лапу, растертую спиртом до цвета алого мака. Кажется, будто на ней кожи нет, вот только кто бы мог предположить, что это блаженство. Высшее физиологическое наслаждение, второе после кружки дымящегося кофе. И временная эмоциональная глухота. Больше пока ничего не надо. Как славно быть живым.

Вопрос задан, надобно отвечать.

— Это был приказ, а я солдат, и мое дело — исполнять.

— Этот приказ я обсуждал в твоем присутствии.

— Ну, — Морган смотрит на него исподлобья, — не все могут так вот… сперва обсуждать, а после отказаться.

— Особенно если не хочется отказываться, так? Морган еще ниже опускает буйну голову. Голова нужна солдату не для того, чтобы оспорить приказ, а для того, чтобы исполнить его максимально эффективным образом. Аксиома.

От доблести Гавейна у короля были одни беды.

— Они сказали, что… ну, в общем…

— Что я получаю зарплату по пантократорской ведомости? Это похоже на правду. Ты же сама с Пантократора, Братислава. Они растили тебя с первой твоей минуты.

— Ну с Пантократора. Вы же знаете, как осточертела мне эта воскресная школа! Командир…

— Что?

— Они бы все равно налетели.

Норм вздыхает:

— Не вопрос. Идиотизм — штука симметричная. Что с тобой делать, Братислава? Предложения есть?

Предложений у Морган нет.

— Если бы это сделал один из эсбэшных братцев, своею рукой бы пристрелил, сочтя за вредительство, — констатирует Норм, с непередаваемой гримасой оглядываясь туда, где сидит со своей чашкой кофе очень смирный Кэссиди. — Наши дипломаты, конечно, будут вопить о налете, но теперь им есть чем рты затыкать. Передашь отделение Ламме, а сама отправишься в Третье, разнорабочей.

— Бессрочный наряд?

— Именно.

— Слушаюсь. Разрешите обратиться, командир, чиф.

— Ну?

— Эти птицы должны где-то гнездиться. Выследить их, а потом… — Она схлопывает ладони, так что вздрагивают все, кто это слышат. — Сейчас, как никогда нужен будет каждый, кто умеет стрелять.

— Понадобишься, — ласково говорит Норм, — позову. Вольно. Дай мне сюда Мари Люс… Эстергази.

Мари выбирается из кабины, опираясь на руку своего рыцаря. Рубен возле нее, будто так и надо. Если кому хочется, может взирать на них с осуждением, а у Брюса на это сил уже нет. На плечах у нее его куртка, беззащитные бледные ноги всунуты в мокрые тапочки, но — в носках. Мы все сейчас нелепы, артисты погорелого театра.

— Вот, — говорит она и протягивает Норму Рог. Тот не делает ни движения ей навстречу.

— Я знаю, это важная вещь. Стационарный комплекс-анализатор разбит, и если вы хотите… станете… словом, если нам придется есть то, что здесь есть, без этой вещи нам не обойтись.

— Вы умеете с ним обращаться?

— Думаю, да.

— Хорошо. В таком случае пусть Рог у вас и остается. Вы будете за него отвечать. Миз Монти у нас теперь нет, вам придется ее заменить. Я прошу не слишком много?

— Я не знаю. Вы мне доверяете — настолько?

— Ни у меня, ни у вас нет выбора, мадемуазель. Учитывая, что вы полезли за Рогом под обстрел, вы это понимаете. Ну или вы не понимаете, что такое обстрел, но тем не менее…

Мари бледно улыбается.

— А мои инфочипы? Они целы? Вы позаботились о них?

Норм молчит, обдумывая торговлю.

— Да, — наконец говорит он. — Мы их вытащили. Каждый из них защищен паролем, при взломе информация самоуничтожается. Читать их можете только вы. Что там? Копия научного архива экспедиции, как утверждает Служба безопасности?

— Ваши коллеги собирались получить этот ответ под пыткой в медицинской капсуле.

— Они мне не коллеги. Я бы не допустил этого в любом случае и сейчас готов довольствоваться вашим словом. Вы знаете меня, Мари.

А я вас совсем не знаю — вот что за этими словами. Рубен видит в ней Гвиневеру Зиглинды, я, Брюс, на какой-то миг поверил, что это Моргана, укравшая меч — а я ей помогал! — а Норм вознамерился сделать из нее Нимуэ, что заменит нам Мерлина. Хотя мы, чего уж там, выбрали бы Мерлина, когда бы могли выбирать.

— Я предпочитаю называть это материалами для моей книги.

— Это была бы достаточно скандальная книга, не так ли?

— Мне важно, чтобы она не была глупой. Взглянем на вопрос иначе. Почему информацией, имеющей общечеловеческое значение, располагает только часть человечества? Как на это смотрит Пантократор?

— А при чем тут общечеловеческое? Мы ведь только с ваших слов знаем, что вы журналистка. Прекрасная профессия, объясняющая интерес ко всему.

Мари вздыхает:

— Сейчас, когда у вас — я правильно понимаю? — нет ничего, кроме этих моих… копий… это так важно?

— Вы правы. Нет. Я бы не стал с ними возиться, если бы не был уверен в их содержимом. Идите отдыхайте, пока я еще переговорю с людьми. Сейчас мне нужны метеорологи и физики-атмосферники. Потом нам придется очень быстро отсюда убраться.

— Я сделаю, что смогу.

Норм усмехается — первый раз за утро:

— Больше не сделаю и я.

Неслышно подходит Эдера в наброшенном на плечи пледе в коричневую клетку. Брюс косится на нее с плохо скрытой неприязнью, а Норм — тот ничего, даже не кривится. Психолог рабочих групп, персонал при руководстве. При любом руководстве, заметим. Кто бы ни руководил. Он ее — Брюс нервно хихикает — унаследовал. Как сказал бы сам Рассел: никто не обещал, что будет легко.

— Вы думаете, они вернутся? Пауза.

— Да. Это целесообразно.

— Но… что же нам делать? — И ждет, что он решит. Вот тут — Брюс нутром чует! — мать бы обозлилась.

На этот вопрос оборачивается уходящая Мари Люссак, отводя руку Рубена, поддерживающую ее за плечи, — сознание фиксирует их обоих рядом. Поворачиваются все, и ждут его слова. Даже малыши в УССМах прижались рожицами к стеклам кабин: им уже надоело ждать. Андерс с белым лицом и остановившимся взглядом, похожий на утомленного енота, заравнивает могилу.