– Все равно, – упорствовала Элизабет. – Вы не могли…

Внезапно над ними хлопнула дверь. Вошел Базилиус и зажег несколько ламп.

Тьма рассеялась, и стали видны различные крюки и кольца в потолке и стенах. По полу тянулись узкие желоба; они сходились все в одном месте и вели куда-то наружу.

Элизабет машинально пригнулась, чтобы Базилиус не узнал ее. Послушник, словно прочитав ее мысли, подошел к самому краю ямы и посмотрел вниз.

В свете ламп его глаза казались бездонными провалами. Арестованные избегали его пронизывающего взгляда. Элизабет и Йозефа тоже уставились в пол.

Базилиус усмехнулся и отошел от ямы. По обе стороны от двери встали два стражника городской гвардии и вытянулись по стойке «смирно». Вошли еще несколько человек под предводительством отца Бернарда. По его хмурому виду было ясно, что теперь последует. Доминиканец принес тяжелый золотой крест, поставил его на одном из трех массивных столов и сел. Затем раскрыл пустую книгу и положил ее справа от себя, где поспешно занял свое место Базилиус.

Остальные, все до одного церковные сановники, тоже расселись.

Бернард повернул голову к Базилиусу.

– Женщины здесь?

Послушник усердно закивал.

– Привести их?

– А как по-твоему, зачем мы здесь?

Базилиус торопливо поднялся и вышел. Вскоре он вернулся в сопровождении нескольких солдат и приказал поднять из ямы Элизабет и Йозефу.

Солдаты поставили женщин перед трибуналом. Они пугливо смотрели на Бернарда. Тот смерил их холодным взглядом.

– Вы можете облегчить свою участь. Вам требуется ответить лишь на один вопрос: где ваши мужчины?

Элизабет и Йозефа молчали.

Бернард добродушно щелкнул языком.

– Что же в этом такого трудного? Где Иоганн Лист и Хайнц Крамер?

Снова молчание.

– Может, следует… – начал Базилиус.

– Нет-нет, – доминиканец улыбнулся. – Пусть узнают, что бывает с теми, кто не желает говорить, а там видно будет.

Бернард взмахнул рукой. Солдаты схватили Элизабет и Йозефу и оттащили к стене. Они сопротивлялись, но тщетно.

Потом послышался шорох, дверь медленно отворилась. По полу пролегла тень, громадная и искаженная в свете ламп.

– А, он уже здесь… Значит, мы можем начинать допрос, – произнес Бернард и знаком велел мужчине войти.

В комнату вошел служитель в кожаном фартуке, с туповатым взглядом. В одной руке он нес корзину, откуда торчали ржавые пыточные инструменты, в другой тащил веревки и цепи, волочившиеся за ним по полу. Он поставил корзину на стол перед Бернардом и стал проворно продевать веревки и цепи через кольца в стене.

Когда до арестованных донеслись эти звуки, из ямы послышался тихий ропот.

Бернард поднялся и подал знак служителю. Тот подошел к яме и посмотрел вниз. Арестованные подались в стороны или вжались в пол. Началась паника.

Служитель бросил в яму пустую корзину с привязанной к ней веревкой.

– Ты, – крикнул он пожилому мужчине с редкими волосами. Остальные отодвинулись от него, словно он был чумной.

Мужчина залез в корзину, его била мелкая дрожь. Кто-то из солдат помог служителю вытянуть его из ямы и оттащить к стене. Служитель достал широкий нож из корзины на столе и стал сбривать мужчине волосы, так грубо, что вся голова тут же покрылась порезами.

Мужчина заскулил, по его лицу стекали тонкие ручейки крови.

Потом служитель привязал ему руки и подтянул вверх, так что ноги едва касались пола. Резким движением он сорвал с бедняги рубашку и штаны, после чего столь же грубо стал сбривать ему волосы под мышками и в паху.

Наконец служитель повернул старика спиной к Бернарду. Под кожей были видны переплетения черных сосудов. Некоторые из сановников в ужасе отпрянули и перекрестились. Бернард удовлетворенно кивнул.

Служитель вновь развернул мужчину, чтобы Бернард мог видеть его лицо. Доминиканец обратился к Базилиусу:

– Секретарь, начинайте протокол допроса. При обвиняемом не обнаружено колдовских средств.

Базилиус обмакнул перо в чернила, аккуратно стряхнул его и записал место, дату и заключение отца Бернарда.

Доминиканец снова взглянул на старика и произнес громовым голосом:

– Итак, мы начинаем с простого допроса. Как твое имя?

– Мартин Никхорн, господин, но я ничего…

– Перед лицом нашего суда и Господа ты обвиняешься в колдовстве и распространении болезни! – невозмутимо продолжал Бернард. – Ты признаешь свою вину?

– Но я не совершал ничего… – дрожащим голосом ответил старик.

– Да или нет? – резко оборвал его Бернард.

– Нет, господин.

Доминиканец выдержал краткую паузу, словно задумался над чем-то, а затем продолжил:

– Как же ты тогда объяснишь отметины у себя на спине? – спросил он сурово.

Старик растерянно огляделся.

– Вероятно, это дьявол отметил тебя в знак принадлежности к его последователям?

Никхорн в панике пытался заглянуть себе за спину, но ему это не удалось.

– Отвечай! – в ярости закричал Бернард.

Обвиняемый снова повернулся к доминиканцу и сделал глубокий вдох.

– Я не понимаю, о чем вы говорите, господин. Вы, должно быть, с кем-то меня перепутали! Я порядочный горожанин и верный служитель Господа нашего Иисуса Христа. По какому праву вы выдвигаете против меня эти жуткие обвинения?

– По праву, переданному мне городским советом и благословленному Господом. Я повторяю вопрос: откуда у тебя на спине отметина дьявола?

Никхорн почувствовал, как по лбу у него стекает холодный пот, а горло словно перехватили удавкой. Он понял вдруг, что никому из них не выйти отсюда живыми.

Бочка скатилась по узкому желобу и с треском выбила ворота в винный погреб. Иоганн и Пруссак забежали внутрь, убедились, что никто за ними не проследил, и снова закрыли ворота.

Пруссак приподнял лампу. Погреб оказался пустым; тяжелые своды были покрыты влагой и местами поросли мхом. Ясно было, почему здесь перестали хранить вино.

– Хорошо, с этим справились, – проговорил Иоганн, переводя дух. – И как отсюда попасть в катакомбы?

Вместо ответа Пруссак двинулся в глубь подвала. Лист последовал за ним.

Они спустились по широкой лестнице еще на несколько уровней, но и здесь ничего не было. Лишь несколько старых бочек.

– Должно быть где-то здесь. – Пруссак резко остановился.