не дожидаясь розыгрыша призов – хоть реальную цену знать будет.

Глава 26

В ноябре 1911 года вышли из печати мемуары экс-канцлера Менделеева, которые Дмитрий Иванович завещал опубликовать после своей смерти. Сказать, что комплиментарные для Николая – ничего не сказать. Это была благодарственная ода. Менделеев прямо говорил, что без поддержки Государя реализовался бы едва на четверть. И поддержки не деньгами, или карьерной протекцией, хотя и это очень помогло, а подсказками правильных путей в исследованиях, которые позволили за без малого двадцать лет пройти путь длиною в век. Ведь на исследование тупиковых путей учёные в среднем тратят три четверти времени и ресурсов, пока не убедятся, что они тупиковые, а он, Менделеев, от этого был избавлен. Он шёл по единственно верной дороге и вёл за собой остальных. Того же графа Илью Ильича Мечникова, например.

И понеслось.

Мечников выдал статью, да какую там статью, целую повесть, опубликованную в пяти выпусках «Медицины», где подробно расписал свои исследования и увязал их с «дилетантскими» рекомендациями Государя-Императора. Никаких рецептов, только советы – на что стоит тратить время, а на что нет. А ведь про антибиотик Илья Ильич в то время даже не думал, это был заказ Николая Второго. Конкретный заказ, с указанием одного из видов плесени в качестве производного и финансированием всех издержек.

Но ещё больше Илья Ильич восхищался социальным развитием, произошедшим в Российской Империи. Такого не может быть, но оно есть. Всего за двадцать лет мы из хвоста научного прогресса передвинулись в лидеры, причём, со значительным отрывом от остальных. За это время открылись тридцать шесть университетов, количество получающих высшее образование увеличилось в четырнадцать раз. Даже не на порядок, а на полтора. Сословное деление осталось, но границы размыты, теперь каждый крестьянин (при наличии таланта и усердия) может стать даже Канцлером, а родовитый потомок Рюриковичей быть разжалованным в мещане за глупость и лень. Это и есть высшая социальная справедливость, чего же ещё желать.

Граф Тесла, названный в мемуарах Менделеева лучшим другом, рассказал корреспонденту «Московских ведомостей» как и почему он переехал из САСШ в Россию и чего, благодаря этому, добился. Без технических подробностей, только про деньги, но и это было настоящей фантастикой. Такой капитал (под сотню миллионов рублей) даже представить невозможно, а он есть. При этом Тесла носит недорогие костюмы, доступные любому дворянчику и купчику, без орденов, которых у него в избытке, но с пайцзой Великого Хана. Николай жаловал ему Луну. Смешно? Смейтесь. Когда-то смеялись над Михаилом Романовым, потом над Алехандро Царьградским. Время покажет. Тесла верил в Николая, а на насмешки толпы ему было наплевать.

Очень лестно отображённый в мемуарах Менделеева граф Витте коротко сообщил, что он, по своей воле, никогда не стал бы финансировать науку в таком объёме, на это всегда поступал конкретный приказ Императора. Его (графа Витте) заслуг в этом нет.

Успел дать интервью Канцлер, генерал-адмирал, светлейший князь Дубасов-Босфорский, рассказавший о состоявшейся встрече, с тогда ещё только что помазанным на царство Николаем, в вагоне поезда Берлин – Вильгельмсхафен с картой развития военно-морских сил на стене и личными пометками молодого Императора.

Двадцать седьмого (четырнадцатого) декабря 1911 года Государь издал манифест, запрещающий дальнейшее тиражирование мемуаров графа Менделеева и изъятии всех, уже опубликованных в Империи, изданий. Мечникова, Теслу, Витте и Дубасова- Босфорского оштрафовали на две тысячи рублей каждого, за разглашение конфиденциальной информации. Огромная сумма в глазах обывателя, но каждый из них владел состоянием в полсотни миллионов рублей, как минимум. Культ личности Николая Второго стартовал.

Чем плох культ личности? Только несоответствием личности культу. Первым делом Николай запретил ставить себе памятники. Но он не мог запретить этого за пределами Российской Империи. Сандро и Мишкин (совместно) объявили конкурс для скульпторов, с премией победителю в сто тысяч рублей. А на постройку памятника, грозились пожертвовать по миллиону, если он получится сообразно монументальным, вроде многорогатой Статуи Свободы.

Но это – сраная заграница, пусть строят у себя, что хотят, лишь бы к нам строить не лезли. У нас мемуары Менделеева запретили читать, под угрозой штрафа. В нашей Великой Орде – это Харам! За нарушение – «Страшный Суд» и штраф, как минимум, три рубля. Примерно корова, или шесть баранов, между прочим.

Культ личности запретили, но тем слаще запретный плод, появилась возможность извращаться, а потом делать себе рекламу в судебных разбирательствах. Ни в чём пока не обвинённый Красноярск, уже подал иск к правительству. Они проект своего памятника Сибиряку уже шесть лет разрабатывают, а он почему-то, внешне очень похож на Николая Второго. Красноярцам велели сделать Сибиряка похожим на Александра Третьего и не наглеть, но дурной пример они показать успели. Памятники Николаю Второму начали ставить частным порядком в своих поместьях, называя их Великороссами, Малороссами, Уральцами и прочими Дальневосточниками. Судиться с каждым у государства возможности не было, пришлось смириться.

Двадцать третьего (десятого) февраля 1912 года состоялся второй Парад Победы, на этот раз в Токио. Микадо был уже очень слаб здоровьем, но по-прежнему крепок духом. Он отлично понимал, что жить осталось недолго, но оттягивать неизбежный финал не пытался, даже наоборот – пытался успеть, за оставшееся ему время, как можно больше. И, конечно, он лично принимал Парад.

Япония стремительно меняла облик. Все страны меняли, но в Японии это особенно бросалось в глаза. Во всех крупных городах появились кварталы, застраиваемые небоскрёбами из металла, бетона и стекла, старые застройки сносились массово, улицы расширялись и спрямлялись, горожане переоделись в европейские костюмы, пальто и шляпы.

Аэропорт Токио носил имя Императрицы Марии, Японский Императорский Токийский университет – Николая Второго, центральный проспект города назывался Александровский, а район с высотной застройкой – Русский. Самыми популярными именами для мальчиков были Николай и Александр, а для девочек – Мария и Ольга (Орьга, ага).

И, конечно, Япония говорила по-русски. Русский язык входил в обязательную школьную программу, не владеть русским, было аналогом незнания таблицы умножения – выше дворника не поднимешься. Впрочем, заставлять учить никого не приходилось, это делал синематограф. В японский прокат закупали в среднем по два наших фильма в месяц, и показывали их без дубляжа. А наши фильмы были в том числе и про японцев, пусть и не главными героями, но в значимых ролях японцы присутствовали во всех картинах о Великой Войне – от полководцев и флотоводцев, до простых солдат и моряков.

С Микадо Муцухито попрощались двадцать пятого, уже навсегда. Жаль, но что тут поделаешь. В эту историю