Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На следующий день Перси Гопкрафт открыл заднюю дверь своего дома и чуть не грохнулся в обморок. Прямо на него не мигая смотрели голубые глаза матушки Ветровоск.
– Помилуй меня боги! – вполголоса охнул он.
Матушка деликатно кашлянула.
– Почтенный Гопкрафт, я пришла сюда по поводу яблок, которые ты назвал в честь нянюшки Ягг, – произнесла она.
Коленки Перси задрожали. Парик начал сползать с затылка на пол в надежде обрести спасение.
– Я пришла поблагодарить тебя за ту радость, которую ты ей доставил, – продолжила матушка удивительно приятным голосом, который поразил бы любого, кто знал ее сварливую натуру. – Она много и хорошо трудилась, награда ей досталась вполне заслуженно. Ты так замечательно придумал! Поэтому я принесла тебе маленький подарок…
Гопкрафт аж отпрыгнул назад, когда рука матушки проворно нырнула в карман передника и извлекла оттуда маленькую черную бутылочку.
– Это очень редкая настойка из очень редких трав. Да что там «очень»… Из необыкновенно редких!
В конце концов до Гопкрафта дошло, что он должен взять бутылку. Он очень осторожно обхватил горлышко пальцами, словно в любой момент бутылочка могла свистнуть или отрастить ножки.
– Хм… большое спасибо, – растерянно пробормотал он.
Матушка чопорно кивнула.
– Да будет благословен сей дом, – сказала она и поспешила по тропинке прочь.
Тщательно закрыв дверь, Гопкрафт навалился на нее всем телом для надежности.
– Собирай вещи, быстро! – рявкнул он жене, наблюдавшей за ним из кухни.
– Что? Да здесь вся наша жизнь! Мы не можем просто взять и сбежать!
– Лучше бегать, чем скакать на культяпках, глупая женщина! Что ей от меня нужно? Почему она такая милая?
Но госпожа Гопкрафт твердо стояла на своем. Она только что привела дом в порядок, к тому же они купили новый насос. Как все это можно бросить?
– Давай просто успокоимся и подумаем, – предложила она. – А что в бутылке?
Гопкрафт держал подозрительную емкость на расстоянии вытянутой руки.
– Ты правда хочешь это выяснить?
– Прекрати трястись, муж! Она ведь не угрожала нам, верно?
– Она сказала: «Да будет благословен сей дом». Это хуже, чем чертова угроза! Ведь это сказала матушка Ветровоск, а не абы кто!
Он поставил бутылку на стол. Супруги Гопкрафты осторожно разглядывали этикетку, готовые при малейших признаках опасности броситься наутек.
– Здесь написано «Атращиватель валос», – прочитала госпожа Гопкрафт.
– Я на себя это не вылью!
– Но она обязательно поинтересуется результатами. Всегда интересуется.
– Если ты хоть на секунду допускаешь, что я…
– Давай вначале попробуем на собаке…
– Какая славная корова!
Очнувшись от грез, Вильям Беднокур повернулся на табуретке в сторону луга, не прекращая дергать корову за соски.
Над изгородью возвышалась черная остроконечная шляпа. Вильям вздрогнул так, что надоил немного молока себе в левый башмак.
– Наверное, дает немало молока?
– Да, госпожа Ветровоск! – задрожал всем телом Вильям.
– Это прекрасно. И вот что я скажу: пусть доится себе и дальше. Доброго тебе дня!
Остроконечная шляпа поплыла дальше.
Беднокур в ужасе уставился ей вслед. Затем схватил ведро и, оскальзываясь на каждом шагу, побежал в хлев.
– Хламми! – заорал он что есть мочи. – Спускайся сюда, живо!
Сын выглянул с сеновала с вилами в руке.
– В чем дело, пап?
– Немедленно отведи Дафну на рынок, понял?
– Зачем? Она же лучше всех доится, пап!
– Доилась, сынок, доилась! Матушка Ветровоск только что наложила на нее проклятие! Продай ее побыстрее, пока у нее не отвалились рога!
– Что она сказала, пап?
– Она сказала… она сказала… «Пусть доится себе и дальше…» – Беднокур замялся.
– Не очень-то похоже на проклятие, пап, – возразил Хламми. – В смысле… твои проклятия звучат грубее. А это… даже чем-то обнадеживает.
– Но она сказала это… как-то так… даже не знаю…
– Как сказала, пап?
– Как-то… весело, что ли.
– С тобой все в порядке, пап?
– Это было… то, как она сказала… – Беднокур умолк. – В общем, неправильно все это! – взорвался он. – Неправильно! Она не имеет права веселиться на людях! Ее никто никогда не видел веселой. А еще… А еще у меня башмак полон молока!
Сегодняшний день нянюшка Ягг решила посвятить тайному самогонному аппарату, надежно скрытому в лесу. Это была наиболее тщательно охраняемая тайна из всех возможных, поскольку о ней в королевстве знали все. А если одну тайну хранит столько людей одновременно, то она сразу становится самой охраняемой тайной. Даже король знал о ней, как и то, что разумнее всего притворяться, будто ему ничего не известно. Это позволяло ему не требовать с нянюшки налогов, а ей не увиливать от таковых. Зато каждый год на Страшдество его величество получал бочонок того, что могло быть медом, если бы пчелы не были трезвенницами. А раз все проявляли понимание и никто никого не заставлял платить, то королевство существовало в мире и согласии. Здесь не было нужды насылать на кого-то страшное проклятие.
Самогонный аппарат – прибор не простой, требующий внимания и постоянного снятия пробы. Неудивительно, что нянюшка крепко задремала.
Но в конце концов крики людей, зовущих ее по имени, стали невыносимы.
На полянку, разумеется, никто не сунулся, поскольку это означало бы признать, что тайна аппарата – вовсе не тайна. Поэтому кричавшие упорно бродили по окрестным кустам. Продравшись сквозь заросли, нянюшка была встречена такими притворно-изумленными взглядами, какие сделали бы честь любому любительскому драматическому театру.
– Чего вам надо? – спросила она.
– Ой, госпожа Ягг! А мы как раз гадали, не ты ли тут… гуляешь, – пробормотал Беднокур. В лесном воздухе плыл едкий запах, способный очистить стекло. – Только на тебя и надеемся! Матушка Ветровоск…
– Чего она натворила? – быстро проговорила нянюшка.
– Расскажи ты, господин Гамбукер!
Мужчина, стоявший рядом с Беднокуром, проворно снял шляпу и почтительно прижал ее к груди в позиции «ай-сеньор-на-нашу-деревню-напали-бандитос».
– Ну вот, госпожа. Стало быть, копаем мы с сынишкой колодец и тут мимо идет она…
– Матушка Ветровоск?
– Ага. И говорит она, значит, – Гамбукер судорожно сглотнул. – «Ты не найдешь здесь воды, добрый человек. Лучше, говорит, поищи в лощине у каштана». А мы знай копаем дальше. А воды-то и впрямь нет!