Рассказывает бывший старпом по боевому управлению, ныне контр-адмирал Виталий Федорин:

— Я как раз переходил из восьмого отсека в седьмой… И вдруг удар, и коридор резко пошёл под уклон, градусов эдак в 30. До сих пор у меня перед глазами стоит этот уходящий в бездну, в небытие коридор. Машинально посмотрел на часы — 21 час 13 минут 13 сентября 1983 года… Потом заревел в цистернах воздух. Это с пульта «Титан» пытались продуть балласт. На рулях глубины сидел матрос Мартыненко, он сработал грамотно…

Командирскую вахту нёс в центральном посту старпом — капитан 2-го ранга Юрий Пастушенко. Мы встретились с ним в Гатчине, где он сейчас живёт.

— Всё было тихо и мирно, — рассказывает Юрий Иванович, — лодка шла на семи узлах, под килем два километра, над головой — двести семьдесят метров. Я сидел и писал суточные планы на завтрашний день. Вдруг — сильнейший удар и гул, будто кто по железной бочке саданул. Вылетаю из кресла, лечу вперёд, успел схватиться за трос выдвижного устройства. Резкий дифферент на нос, теряем скорость, стрелка глубиномера быстро пошла вниз — на погружение. Глаза у боцмана — он на рулях стоял — круглые, воздух ртом ловит… Вахтенный механик залетел под пульт управления рулями. С трудом подобрался к микрофону межотсечной связи: «Учебная тревога! Осмотреться в отсеках!»

Тут рёв пошёл, вахтенный механик стал цистерны продувать, и совершенно зря, потому что на такой глубине продувание бесполезно… Но всё же, я думаю, и этот пузырь, и своевременная перекладка рулей на всплытие сыграли свою роль. Короче говоря, поднырнули мы под айсберг и стали всплывать. Полагаю, наша лодка врезалась в клык ледяной горы — гигантскую сосульку диаметром метров десять — и скорее всего, обломила его, так как в носовом отсеке и после удара ещё слышали грохот рухнувшей на палубу тяжести. Можно считать, отделались легко: смяли, правда, весь носовой обтекатель со всей гидроакустической начинкой. Главная неприятность — замяли переднюю крышку одного из торпедных аппаратов. Он стал подтекать, а в нём спецторпеда с ядерным зарядным отделением. Пришлось её вытащить из аппарата прямо в отсек и удалить из него весь личный состав. Осматривали его методом «бродячей вахты». И вовремя это сделали, так как труба аппарата вскоре полностью заполнилась водой. Заднюю крышку мы подкрепили раздвижным упором. Но это скорее для успокоения совести, чем для дела. Ведь забортное давление приходилось теперь не на переднюю крышку, которая работала на прижим, а на заднюю, то есть отжимало её с чудовищной силой внутрь отсека. И надеяться приходилось только на честность неведомого нам рабочего Иванова-Петрова-Сидорова, чьими руками были сработаны зубцы кремальерного запора. Вырвать их на глубине в 250 метров могло в любую минуту… Вот так и плавали ещё почти целый месяц. А что поделаешь? С боевой позиции не уйдёшь — Холодная война была в самом разгаре.

Когда вернулись в базу, никто не поверил нам, что мы ходили на такой глубине. «Вы вахтенный журнал переписали!» Чушь! Всё было так, как было…

Контр-адмирал Виталий Федорин:

— Считалось, что море Баффина безопасно для подводных лодок, поскольку его берега и острова не оборудованы системами ПЛО. Но айсберги… Тут же Гренландия рядом, а она, как известно, — мировой поставщик айсбергов. Даже при малой видимости в перископ можно наблюдать до 40 айсбергов. Но Господь миловал!

Вместо послесловия. Море, а тем паче океанские глубины — стихия мистическая. Вот и в приключении К-279 немало загадочных совпадений. Речь даже не о роковой дате — 13 сентября. Это, как говорится, само собой разумеется. Обратим внимание на номер атомарины — К-279. Печально известная подводная лодка «Комсомолец» именовалась в штабных документах К-278. Разница в номерах всего в единицу. Но число 279, кратное трём, а Бог, как известно, троицу любит. Нумерологам тут простор для умозаключений. Любопытно ещё и вот что: айсберг, на который наскочил «Титаник», сполз с того самого гренландского ледника, от которого откололась и глыба, едва не ставшая роковой для подводного крейсера. Заставляет задуматься, наконец, и то, что субмарина врезалась в ледяную гору неподалёку от того места, где покоится злосчастный лайнер. Но фортуна, Бог, судьба положили не повторять трагедии дважды в одном и том же месте.

— Это случилось за три дня до возвращения с боевой службы, — рассказывал капитан 1-го ранга Андрей Булгаков, командир РПКСН К-407. — Ходили мы в Северную Атлантику, под Гренландию, потом выполняли задачи в Баренцевом море.

20 марта 1993 года, в 6 утра я сдал командирскую вахту старпому Юрченко и пошёл в свою каюту. За минуту до столкновения проснулся от неизъяснимого чувства тревоги. Всегда поднимаюсь легко и бодро, а тут — тягостно… Вдруг — толчок и довольно сильный. Тренькнул «Колокол» (ревун) и сразу же стих. Гаснет свет и тут же загорается аварийное освещение. Это перегорели «преды» от непонятного пока удара.

Вскакиваю и мчусь в центральный пост, одеваясь на бегу. Краем глаза замечаю, что впереди меня несутся на боевые посты люди, но всё, как в замедленной киносъёмке. Кажется, что они движутся мучительно медленно. Быстрее! Быстрее!!

Врываюсь в центральный пост и отталкиваю два рослых и тяжёлых тела — разлетаются, как пушинки. Вижу и слышу, как старший инженер-механик Игорь Пантелеев отдаёт чёткие распоряжения:

— Боцман, одерживай дифферент! Держать глубину!

Всё правильно — я не вмешиваюсь.

Смотрю на глубиномер — 74 метра. Первая мысль: столкнулись с лодкой. На такой глубине айсберги не растут.

За два дня до того получил радиограмму о том, что американская ПЛА ведёт слежение за российской подводной лодкой. Начальник штаба флота (адмирал Налётов) мог бы увести меня в нижние полигоны или ввести нас в террводы, но почему-то оставил меня наедине с супостатом. Не прикрыл.

А гидрология — самая мутная… Потом, после столкновения, прилетел наш Ил-38, поставил батитермографические буи. Взял гидрологию. Потом выяснили: при таких гидрологических характеристиках я мог услышать «американца» за 2–3 кабельтова, он меня — за 7–10. Однако гидрология уравняла всех.

Даю команду:

— Осмотреться в отсеках!

Докладывают: в аккумуляторной яме разбиты два плафона. В одной из обмоток размагничивающего устройства сопротивление изоляции «ноль». Сгорели предохранители ревунной системы и предположительно повреждена носовая цистерна главного балласта. Вот и все наши потери.

Тем временем К-407 выполняет манёвр прослушивания кормового сектора. Акустик докладывает, что слышит уходящую подлодку. Тут уж я скрываться не стал: врубил активный тракт и измерил параметры уходящей ПЛА — скорость 16–18 узлов. Перевёл её за корму — всплыл. Передал радио. Дал команду боцману — отпереть дверь ограждения рубки. Вышли на носовую надстройку, осмотрели корпус. Огромная вмятина была измазана своеобразной пастой. Я знал, что американские подлодки покрывают нижнюю часть своего корпуса специальной противообрастающей пастой для улучшения гидродинамики. Понял чётко — лодка американская. Приказал радисту выйти на международные частоты в эфир и запросить неизвестную ПЛА, не нуждается ли она в помощи?