Эти новые основы английского общества – новые компании, образовавшиеся в Сити, и воинственные мореплаватели – оказали огромное влияние на всю страну. Дрейк, его товарищи и соперники сделались народными героями. Они и капиталисты-торговцы, которые их поддерживали, были стойкими протестантами, тем более что их врагами были испанцы и в случае плена им грозила бы смерть после пыток в застенках инквизиции. Их союзниками были французские гугеноты из крепости Ля-Рошель и голландские «морские нищие» [морские гёзы] с их бесконечными рассказами «о великодушных милостях» Альбы и Гиза… Суровое морское товарищество, спасшее мир от Филиппа II и костров инквизиции, было воодушевлено воинствующей религией протестантства, которая имела большое влияние на англичан-неморяков. Моряки, победившие Испанию, были строгими приверженцами обычая; они не преклонялись перед авторитетом представителей церкви или государства, но были верны своим испытанным вождям, из которых величайшим была королева. Они рисковали своей жизнью, и мало кому из них удавалось прожить долгую жизнь при чреватых опасностями превратностях войны, кораблекрушениях, несчастных случаях на море, страшных эпидемиях, свирепствовавших на плохо снабжавшихся продовольствием кораблях того времени, где пища была испорченной и правила гигиены неизвестны.

При Тюдорах Англия изменила свое национальное оружие. Она отказалась от ручного лука и установила на кораблях бортовые батареи. Ручной лук, сделавший ее солдат лучшими стрелками во всей Европе, вовлек ее в военную авантюру с Францией, продолжавшуюся сто лет. Бортовая батарея – ряды пушек, выступающих с бортов корабля, – указала ей лучший путь через океан в новые земли. Благодаря корабельным батареям в корне изменился характер войны на море. Она перестала быть делом солдат, стремящихся взять на абордаж неприятельский корабль и сражаться на нем, как на земле; она стала делом моряков, маневрирующих своим кораблем таким образом, чтобы стрелять из своих пушек наиболее эффективно. Корабль перестал быть плацдармом для атакующей стороны и сделался подвижной батареей орудий.

Англичане лучше поняли и быстрее, чем их противники, использовали эту перемену в методах ведения войны на море. Испанцы держались средиземноморских традиций, связанных с галерами на веслах и сцеплением на абордаж. Даже в 1571 году они одержали над турками большую победу при Лепанто, все еще пользуясь той же тактикой, что и греки, нанесшие в свое время поражение персам при Саламине. Эти древние и почтенные традиции задержали развитие испанского искусства мореплавания, даже после того как Филипп II поспешно создал для победы над Англией в Атлантике и в Ла-Манше океанский военный флот. Его Армада, по существу, являлась десантной армией; солдаты, которых на корабле было во много раз больше, чем матросов, третировали последних как физическую силу, обязанностью которой было доставить доблестных солдат на место схватки с врагом.

В английском же флоте – под командованием Говарда, Фробишера, Хокинса и Дрейка – адмирал и его помощники были моряками, полновластно командовавшими всеми, кто находился на борту корабля. Солдат было немного, и каждый знал свое место на корабле. Дрейк во время своего кругосветного путешествия (1577-1580) ввел правило, согласно которому даже джентльмен-волонтер обязан был наряду с моряками тянуть канат. Дисциплина и равенство в команде на море были приняты англичанином, тогда как испанец не мог отбросить свое военное и аристократическое чванство даже при спасении своего корабля. Здесь сказалось социальное различие между двумя странами, проявившееся в методах ведения войны.

В течение 20 лет, предшествовавших появлению Армады, плавание по океану и тактика стрельбы из бортовых батарей были усовершенствованы английскими моряками, которые изучали свое ремесло в самых разнообразных формах – на службе в королевском флоте, как купцы, как исследователи и каперы. Эти службы можно было легко совмещать или сменять одну на другую. Боевое купечество, привыкшее защищаться и силой навязывать свою торговлю на всех морях и океанах, приняло большое участие в битве с Армадой. Однако без государственного военно-морского флота победа не была бы одержана.

Генрих VIII основал военно-морской флот. При Эдуарде VI и Марии он пришел в упадок. При Елизавете флот был восстановлен; однако в первое двадцатилетие ее царствования строительство военно-морских верфей шло медленно. Елизавета получила в наследство обанкротившееся государство и не осмеливалась облагать тяжелыми налогами своих нетерпеливых и строптивых подданных. Ее вошедшая в поговорку экономность, хотя и не всегда целесообразная, была необходима для того, чтобы ее правительство могло сводить концы с концами. Больше того, основная масса тех денег, которые ей удавалось выжать для флота, расходовалась совершенно не так, как следовало бы. У Сесиля и у бдительного Тайного совета были хорошие намерения, но им не хватало технических знаний для того, чтобы обнаружить и устранить издревле существовавшее взяточничество на королевских верфях. Тогда (в 1578 году) Елизавете пришла счастливая мысль поставить во главе строительства и ремонта ее судов Джона Хокинса.

В течение десятилетия до начала открытой войны, которую королева так долго и так умно оттягивала, Хокинс на военно-морских верфях сделал так же много, как Дрейк на побережье Тихого и Атлантического океанов.

Наконец-то деньги королевы полностью расходовались по назначению. Но Хокинс не только уничтожил взяточничество; этот крупный общественный деятель, который, занимаясь торговлей и каперством между Африкой и Испанской Америкой, имел опыт, уступавший только опыту Дрейка, прекрасно понимал, какой тип кораблей он должен был строить применительно к новой тактике морской войны. Его критики, державшиеся взглядов старой школы, требовали кораблей с высокой надводной частью, с корпусом, неприступным для врага, но неудобных для маневрирования, с помещениями для огромного количества солдат, которые опустошали бы запасы. Хокинс отказался от таких «замков». Несмотря на протесты, он строил военно-морские корабли низкие, длинные и узкие, обладающие высокой маневренностью и оборудованные тяжелыми орудиями. Таким кораблем был «Мститель», много лет спустя подтвердивший на практике правоту его конструкторов, когда в течение суток вел бой с испанским флотом.

Английские купцы в поисках более отдаленных рынков были привлечены новыми потенциальными возможностями, открывающимися перед мореплаванием, и вдохновлялись общим духом отважного предпринимательства этого века. Но к этим поискам их вынуждало также закрытие старых ближайших рынков. Потеря Кале, где на королевской торговой базе велась торговля шерстью в течение стольких прошедших поколений, произошла за несколько месяцев до восшествия на престол Елизаветы. Это было ударом для английских экспортеров шерсти, от которого они никогда не смогли оправиться полностью, так как общее направление событий было выгодно не им, а их соперникам – мануфактуристам и торговцам сукном.

После потери Кале рынком для английской шерсти и сукна все еще оставались самые древние торговые центры: Брюгге и Антверпен в Нидерландах. Но в течение нескольких ближайших лет и здесь английские торговые базы были закрыты. Ссора молодой королевы и ее Тайного совета с Гранвеллой, управлявшим тогда Нидерландами от имени Филиппа II, возникла вследствие политических, религиозных и экономических разногласий. Пиратство англичан в Ла-Манше; английская дружба с протестантами в городах, где они торговали, поддерживаемая городскими властями и населением Антверпена; испанская нетерпимость к иностранным еретикам – все это сыграло свою роль в разрыве.