Андрей, одно его присутствие заставило вспомнить обо мне настоящем, и это уже не злит, это пугает. Я ведь держал глаза парня закрытыми не потому, что мне так страшно ему открыться. Почему-то верится, что он не предаст. Просто боюсь вспоминать себя. Ведь до защиты нельзя представать перед университетской общественностью в истинном виде. В лучшем случае меня просто выгонят, в худшем лишат всех званий — всего, чего достиг за эти годы беспрерывных мерцаний.

Я начал говорить и сам не сразу заметил, как неосознанно сжал, почти стиснул руку Андрея. Он не возражал. Он вообще молчал. Только дышал и слушал меня. А я, как и собирался, изливал душу. Вот только хотел все это по-другому обставить. Говорить задиристо, смело, с вызовом, а у меня получилось грустно, искренне, с тоской, причину которой пока не готов объяснить, потому что тогда придется открыть, кто я, но мне хочется приберечь известие о том, что я вовсе не эльф, как он, наверное, подумал, а нечто иное, на потом. Когда увижу его реакцию на свои слова, станет ясно, что он все понял правильно.

Андрей

Ир говорил тихо, ровно, но по тому, как сжимал мою ладонь в иррациональном стремлении найти не столько защиту, сколько понимание, я осознал, насколько трудно ему даются слова. Да, совсем не таким представлял себе это утро.

— Моя диссертация посвящена Камням истинного зрения. Через них в день зачисления проходят все новоявленные студенты. И тогда становится видно, к какой расе принадлежит тот или иной абитуриент. Это делается из-за того, что, несмотря на мирный договор между светлыми и темными, до сих пор существует список рас, которые ни при каких обстоятельствах к обучению не допускаются.

— Почему? — вопрос вырвался прежде, чем я успел осознать: не стоит Ира сейчас перебивать.

Он все так же, с закрытыми глазами, начал объяснять:

— Потому что слишком нестабильны эмоционально. Потому что считается, что представители этих рас могут напасть без предупреждения и без особой на то причины. Потому что, как убеждены консерваторы из Ученого совета, эти существа неспособны себя контролировать, то есть наполовину дикие и необузданные и слишком подвластны не разуму, а чувствам.

Меня осенило до того, как он закончил говорить:

— Фа и Гарри из таких существ?

Ир кивнул и медленно открыл глаза. Потом совершенно неожиданно огорошил меня признанием:

— Я тоже.

Моргнул, осмыслил и лишь потом произнес, пожалуй, самую глупую фразу из всех возможных:

— Я думал, ты эльф.

Ир ухмыльнулся.

— Я — мерцающий, — сказал он и с какой-то странной, вредной интонацией продолжил: — Если еще не прочитал, кто мы такие, то я видел у тебя книгу, можешь в ней посмотреть.

— Ага. Мне ее ваш декан презентовал, — кивнул и непонятно зачем попытался оправдаться. — Но я только про эльфов прочитал и про оборотней, так как Гарри у нас вроде бы оборотень.

— Ага. По официальной версии — не инициированный.

— Да? — А вот этого я в личном деле не нашел. — А еще гадал, почему она тогда, когда вам с Илькой помогать кинулась, не стала обращаться.

— Потому что не могла. Она вообще не оборотень.

— А кто?

— Выверна.

— Кто?

— Как тебе объяснить… — Ир о чем-то глубоко задумался.

А я тем временем старательно рылся в закоулках памяти. И интуиция сработала в тот момент, когда вспомнил, как наша рыженькая реагировала на Пауля.

— Дракон, что ли?

— А! — возвестил Ир победно. — Так у вас они тоже есть?

— Кто?

— Драконы.

— Ну, в сказках встречаются.

— Эльфы тоже в сказках?

— Угу. Постой, постой… она боится Пауля, и у них с ним похожие магические приемы…

— Потому что рыцари развивали свою магию в первую очередь для того, чтобы сражаться с драконами. Еще до заключения пакта о ненападении и суверенности территорий, когда их магия только зарождалась.

— И он может сопоставить факты и догадаться, кто она такая.

— Да.

— А Фаль? — спросил, внимательно изучая лицо Ира.

О том, что этот парень прекрасно умеет скрывать свои истинные чувства, я уже догадался. Недаром же он изменчивый. Интересно, что же это за раса такая — мерцающие? Хотелось бы мне о них поподробнее узнать. Но беда в том, что книга, которую дал мне декан Панфрутий, слишком поверхностна, как я понял уже на примере эльфов. Ничего по-настоящему стоящего из нее не удастся почерпнуть. Может быть, как-нибудь ненавязчиво выяснить, где у них в университете библиотека? Вдруг там есть книги интереснее этой?

— Ифрит, — ответил тем временем Ир. — Их тела полностью сотканы из огня, считается, что в человеческой, негорящей форме они слишком нестабильны. В любой момент могут воспламениться, поджечь все вокруг, особенно когда разозлятся.

— Так вот почему он с собой успокоительное таскает! — догадался я.

Ир кивнул. Мы оба как-то неловко замолчали.

— А почему ты решил прикинуться Ирой? — спросил, чтобы как-то избавиться от неловкости.

Не понимал я этого парня. О чем он вообще думает? Какой на самом деле? Сказал, что Ириль являлась его мерцанием. Но она даже внешне выглядела младше, чем он, и вообще была девушкой, но Ир-то явно мужчина. В полном расцвете сил, ага. Как-то некстати я Карлсона вспомнил. Вернемся к мерцающему. Значит ли, что он может легко менять как возраст, внешность, рост, так еще и пол? Если да, то чем это чревато? Почему им тоже запретили учиться? И почему вчера он был похож на маленькую злючку, а сейчас рядом со мной рассудительный взрослый парень, жизнь которого была не так уж и легка?

— Я создал аналог Камней истинного зрения. Приспособление, которое позволяет видеть истину и которое уже не удастся никому обойти. Как сделал когда-то я сам, а потом, найдя лазейку, повторили Фа и Гарри. Но мне заявили, что нет смысла ничего менять, камни и без того идеальны. Поэтому в моей диссертации сам объект исследования никуда не годится, нет новизны и экономической ценности. Я решил доказать, что их камни ни на что не годны, что меня не смогут найти, даже если десяток раз придется проскочить мимо них туда-сюда. Мне удалось создать новое мерцание. Еще никогда так полно не мерцал в девушку, но хотелось, чтобы доказательства были более чем существенными.

— Но зачем? Объясни мне, я не понимаю. Ведь со старыми камнями для таких, как ты, остается пусть мизерный, но шанс попасть в стены университета, правильно? — Ир кивнул, а я все еще не мог уразуметь. — Тогда зачем что-то менять, ради чего?

— Хочу доказать, что не все мои сородичи остались такими же, какими были много веков назад. Хочу, чтобы все увидели, сколько нас, не только мерцающих, но и других. Что мы учимся бок о бок с ними и все у нас в порядке, на других не бросаемся, правил университета придерживаемся и даже слывем не самыми последними учениками. Хочу перетянуть на свою сторону большую часть Совета. Чтобы они отменили или хотя бы пересмотрели список недопустимых рас. Карл меня поддерживал, когда я пришел к нему с темой диссертации. Поэтому и решился на этот план.