комментарий:

Для специалистов и самой мамы очень важными были две вещи: во-первых, то, что девочка не от посторонних людей узнала о том, что она приемная (судя по ее реакции, травма могла быть очень сильной). Второй момент: важная часть работы с жизненной историей – как говорить с посторонними о своем происхождении. Когда эта работа происходит правильно, она укрепляет отношения внутри приемной семьи, помогает и детям, и взрослым чувствовать себя более уверенно. Отсутствие этой работы, как показывают жизнь, может поставить под удар отношения в семье и чувства самого приемного ребенка.

Первая трудность, которая обычно возникает у специалиста, составляющего «Книгу жизни», – это вопрос: «А надо ли это делать? Стоит ли будоражить прошлое ребенка? Может быть, как-нибудь само утрясется?»

Вопросы такого рода порождаются профессиональной неуверенностью: незнанием того, «как подступиться» к задаче, боязнью навредить или столкнуться с болью ребенка. Каждый, кто хотя бы однажды проделал успешно эту работу, смог оценить ее значение. Дети, утратившие семью, переживают социальную и личностную дезориентацию. Упорядочивание событий прошлого, поиск позитива, восстановление утраченных сведений – это целый пласт реабилитационной работы по преодолению внутреннего хаоса у таких детей. И его возможно осуществить посредством составления «Книги жизни». Но вопрос все же возникает. И решить его можно только одним способом: добросовестно выполнить эту работу. А понимание придет в результате ее выполнения, или, вернее, снимется страх перед обсуждением тяжелых событий в жизни другого человека.

Вторая трудность возникает, если у ребенка очень тяжелая жизненная история.

Пример из практики – работа с «Книгой жизни» для одиннадцатилетнего мальчика. Его кровная мама умерла от сердечной недостаточности, наступившей в результате регулярных побоев со стороны отца, когда Вите было два года. Мальчик, по его словам, не знал, что произошло, и даже не помнил своей мамы. Папа в результате был лишен родительских прав и попал в тюрьму за жестокое обращение с женой, которое фактически послужило причиной ее смерти. До трех лет о ребенке заботилась бабушка, потом она поняла, что не в силах этого делать, и он попал в детский дом. Некоторое время мальчик жил там, затем из-за плохого поведения и больших проблем с развитием попал в интернат для умственно отсталых детей. Потом из этого интерната в возрасте одиннадцати лет он был переведен в детский дом (проект «Наша семья»). На этот момент у Вити стоял диагноз «умственная отсталость легкой степени». Однако, на взгляд специалистов детского дома, в котором стали работать с его «Книгой жизни», у Вити была задержка развития на органической основе и социопатическое формирование личности, а не «умственная отсталость». У него отмечались функциональные нарушения, быстрая утомляемость, ограничения объема памяти. Также мальчик был гиперактивен, возбудим, плохо удерживал внимание, у него были снижены возможности абстрактно-логического мышления, то есть преобладало конкретное мышление. Но он не был умственно отсталым ребенком, был способен обучаться, и серьезные пробелы в его знаниях являлись в большей степени следствием социальных и мотивационных нарушений. Тем не менее диагноз стоял. Это случается с детьми из детских домов: когда ребенку сначала ставят неверный диагноз, а потом его не снимают, потому что снять диагноз означает поставить под сомнение компетентность специальной комиссии (а в больницах годами заседают одни и те же комиссии). Сохранить диагноз явно проще. Тем более что ребенок, годами живущий в интернате вместе с другими проблемными детьми, не имеет адекватных возможностей для развития и компенсации, это просто резервация, и дети оказываются заложниками своего диагноза, постепенно приходя «в соответствие» с ним.

Мальчик Витя, герой этой истории, был объективно «сложным» – поведенчески, интеллектуально, эмоционально. Социальный анамнез у него также был очень неблагополучный: папа, забивший жену до смерти, и мама – жертва, которую ребенок, как он утверждал, не помнит. При этом у него сохранялись отношения с кровной семьей, его навещала бабушка и он изредка получал письма от папы. Он ощущал себя частью своей кровной семьи и категорически не был настроен на переход в приемную семью. Он идеализировал свою кровную семью, папа был для него героем, он говорил: «Папа хороший, папа меня любит, бабушка меня любит, я хочу жить с ними». Когда возникла задача составления «Книги жизни», специалистам также нужно было проводить психотерапевтическую работу с мальчиком в связи с утратой и жестоким обращением. Очевидно, что это было достаточно сложно в данной ситуации, когда человек считает, что у него-то нет никаких проблем, кроме проблем окружения, то есть специалистов, которые также еще и «разлучники» в его представлении. Они разлучили его с «хорошей семьей, которая на самом деле его любит», и он был бы счастлив, если бы его не забрали из семьи. В такой ситуации его желание говорить о своем прошлом – реальном прошлом – минимально.

Это третья трудность – когда ребенок не желает заниматься составлением «Книги жизни», своей личной историей.

Он не хочет рассказывать об этом. Ни другим, ни себе… Он боится этой боли, и этот страх передается тем, кто работает с ним. Но задача специалистов – как раз «обезболить» его историю, ради этого все и делается.

Четвертая трудность в нашей стране: очень часто нет достаточной документации о детях, изъятых из кровных семей, в том числе о тех детях, которые проходят через учреждения. У Вити не было медицинской карты с периода новорожденности, следовательно, не было сведений о рождении, о первых заболеваниях и так далее.

Работа специалистов началась с того, что были спланированы несколько первых этапов. На начальном этапе было решено просто выстроить последовательность событий без их углубленного изучения, не добиваясь эмоционального отклика ребенка. Нужно было восстановить недостающие социальные данные и зафиксировать это в «Книге жизни».

Первое, что было сделано, – в «Книгу жизни» положили копию свидетельства о рождении. Сам мальчик говорил, что он родился не в роддоме. Свидетельство в «Книге жизни» было нужно для того, чтобы у мальчика, как это ни странно звучит, был документ о том, что он родился. Хотя это несомненный факт, потому что Витя есть на свете, но у ребенка было некоторое замешательство, когда он увидел свое свидетельство о рождении. Он очень долго его изучал.

Когда ребенок раз за разом возвращается к чему-либо под разными предлогами, рассматривает, перечитывает – это очень важно, поскольку в данном случае проявление внимания и устойчивого интереса – показатели значимости.

Затем через официальные инстанции (больницы, поликлиники) были восстановлены Витины медицинские документы. Однако возникла проблема – не было семейных фотографий периода раннего детства. Специалисты решили использовать рисунки и фотографии каких-либо других младенцев, просто чтобы был «образец», хоть что-то: «младенцы выглядят вот так». И эти фотографии поместили на вторую страницу «Книги жизни» мальчика Вити.