Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Чичестер, отплыв из Австралии уже героем и на профессионально отремонтированной яхте, столкнулся с реальными, но вполне решаемыми проблемами. Кроухерст же, выдвинувшись из Рио-Саладо запутавшимся в сетях обмана и на кое-как залатанной, чуть ли не разваливающейся яхте, должно быть, пребывал в куда более подавленном состоянии. К тому же перед ним стояла непростая мореходная задача. На тот момент яхтсмен находился в 7500 милях от родных берегов, и хотя ему предстояло пройти расстояние в два раза меньшее, чем до Австралии, для такой небольшой яхты это все же был длинный и непростой путь. В довершение всего муки совести из-за обмана досаждали ему гораздо сильнее всех прочих неприятностей. Не выдадут ли его аргентинцы, не расскажут ли о тайной высадке на берег? И если все же не станут молчать, как в таком случае объяснить свое странное поведение? К тому же в связи с обманом возникали проблемы вполне практического плана. На протяжении следующих нескольких недель Кроухерсту нужно было лишь выждать время до того момента, пока воображаемый маршрут, огибающий Южный океан, не совпадет с местом реальной дислокации яхты в Атлантическом океане. Но где именно? В каком районе Атлантики это должно произойти? Как и когда ему следует нарушить радиомолчание? Все эти задачи требовалось решать с должным мастерством, с хитростями: ведь достоверность его данных уже была поставлена под сомнение.
Перед отправкой из Рио-Саладо Кроухерст уже решил двигаться дальше на юг. И не просто в силу привычки: были и другие важные причины, объяснявшие его выбор. Нужно было найти наиболее удобное место для приема метеосводок с радиостанции Веллингтона (Новая Зеландия) и, возможно, также для отправки сообщений в Веллингтон. Было бы слишком рискованно производить передачу с другой стороны Южной Америки, но если пройти дальше на юг, то можно снизить вероятность раскрытия обмана. К тому же Кроухерсту самому требовалось составить представление – пусть вскользь и ненадолго, – что собой представляют ревущие широты. В журнал необходимо было занести описание нужного района из первых рук, кроме того, яхтсмен осознавал, что несколько минут съемки вздымающихся волн с пенными гребнями добавят его истории правдоподобия. Было еще одно опасение: до сих пор Кроухерсту удавалось благополучно избегать встреч с другими судами, но нельзя было рассчитывать на такое везение и в дальнейшем. Он будет в большей безопасности в пустынных водах Южного океана. Курс тримарана после отправления из Рио-Саладо, тщательно задокументированный в Журнале № 2, показывает, как работала мысль моряка. Оказавшись в эстуарии Ла-Плата, Кроухерст тотчас же направил нос яхты на северо-восток, как будто действительно намеревался двинуться домой, в Англию. Это было необходимо, чтобы подтвердить достоверность истории для аргентинских служащих поста береговой охраны. Уделяя пристальное внимание деталям своей аферы, он не стал полагаться на волю случая и не осмелился рисковать. Только через 40 часов, когда береговая линия скрылась за горизонтом, яхтсмен резко повернул на юг.
В первый день после выхода из эстуария Ла-Плата в журнале зафиксирован только один незначительный инцидент: «Сплавал за куском доски». Похоже, даже после пребывания на берегу Кроухерст испытывал настолько большой недостаток в пиломатериалах для ремонта яхты, что посчитал нужным прыгнуть за борт и подобрать проплывавший мимо кусок древесины. (И снова яхтсмен, должно быть, проклял спешку перед отплытием, из-за которой на борт не занесли необходимых материалов.) Затем на протяжении нескольких дней ему пришлось рассчитывать время своего «появления», выхода из режима радиомолчания.
Расстояние от острова Гоф, который он миновал бы 15 января 1969 года, если бы двигался обычным маршрутом клиперов – мимо мыса Доброй Надежды, Австралии и Новой Зеландии, – до мыса Горн составляет почти 13 000 миль. В январе и феврале (в Южном полушарии в это время лето) можно немного сократить его, отклоняясь дальше на юг, хотя в таком случае яхта подвергается еще большей опасности – слишком часты здесь шторма и слишком велика вероятность натолкнуться на айсберг. Перед отплытием Кроухерст хвастался перед друзьями, что мог бы двинуться по южному маршруту для экономии времени. Но сейчас моряк просчитал, что должен оставить себе резерв времени, по крайней мере в три месяца на путь от острова Гоф до мыса Горн. В любом случае речь шла о рекорде, так как его средняя скорость была бы выше, чем у Чичестера, – около 140 миль в день. После довольно медленного хода в начале путешествия в Британии могут не поверить таким показателям, но если отвести себе больше времени, тогда, возможно, вообще не удастся выиграть гонку, даже подделывая данные в судовых журналах.
Между тем на 15 апреля 1969 года была назначена предполагаемая дата прохождения мыса Горн. Было начало марта, и это означало, что Кроухерсту нужно выждать еще шесть недель, прежде чем появиться в эфире.
Другие участники гонки были важным фактором, который следовало принимать во внимание при проведении расчетов, хоть Кроухерст и не поддерживал контактов с Лондоном и изнывал по новостям о своих соперниках. Между тем в рядах яхтсменов, соревнующихся за «Золотой глобус», начали происходить странные события.
Муатесье, продолжая свой роман с волнами ревущих широт, к тому времени уже прошел мыс Горн, но не смог заставить себя повернуть домой, в сторону Европы. Вместо того чтобы вернуться, яхтсмен решился на второй заход и вознамерился обойти вокруг света еще раз! Жена морехода, едва узнав о решении супруга, поставила ему скоропалительный диагноз: очевидно, после семи месяцев пребывания в одиночестве моряка постигло временное умопомрачение. Муатесье знал, что его примут за безумца. Француз подготовил длинное письмо для своего издателя, которое передал через проходящий мимо корабль, когда находился у мыса Доброй Надежды во второй раз. В сообщении говорилось следующее:
«Вы спросите меня, не падал ли я, случайно, с мачты и не ударялся ли головой о палубу. Могу заверить вас, что не падал и не ударялся. Мне сложно растолковать вам, почему я принял такое решение. Некоторые вещи не поддаются объяснению, потому что они слишком просты…»
Муатесье тем не менее попытался предоставить подробное объяснение:
«У меня нет никакого желания возвращаться в Европу с ее фальшивыми богами. От них просто нет спасения. Они пожирают твою печень, высасывают спинной мозг и в конечном счете могут замучить тебя до смерти… Нет никакого смысла уезжать из Европы, а потом вновь возвращаться туда. Это все равно что уехать из никуда и вернуться в никуда. Когда-нибудь я обязательно приеду в Европу, но уже в качестве туриста и не для того, чтобы жить там… Я знаю, что жизнь – это борьба, но в современной Европе эта борьба – сплошной идиотизм.
Делай деньги, делай деньги, – говорят все. Но для чего? Чтобы купить новую машину, хотя старая бегает вполне сносно, чтобы одеваться «прилично» – не могу удержаться от смеха, когда слышу это слово, – чтобы выплачивать непомерную ренту, покупать себе право бросить якорь в порту по цене аренды комнаты для прислуги в Париже и для того, чтобы когда-нибудь купить телевизор – вот на что толкают нас, к чему принуждают и что приказывают нам эти фальшивые боги… Я направляюсь в те края, где можно пришвартоваться в любом месте, где за солнечный свет не нужно платить, как не нужно платить за воздух, которым дышишь, и за море, в котором плаваешь, где можно загорать прямо на коралловом рифе…»