(В-Б, В-Б, В-Б. Веселые бельчата, веселые бельчата, веселые бельчата…)

Дождь хлынул ровной бетонной стеной, а Юлия неслась меж деревьев, желая одного: оказаться там, где она была уже давным-давно. Ей на мгновение показалось, что она заметила между деревьев черную фигуру, однако приказала себе не смотреть туда.

Хотя кошмар, если его не замечаешь, от этого вовсе не исчезает.

Часть забора обвисла, открывая проход на территорию лагеря. Юлия подбежала под навес первого попавшегося домика, на стене которого был нарисован огромный веселый бельчонок.

Наверное, такой же, как и тот, которого она переехала.

Того, которого она убила…

Младший братец Великого Белка.

Дверь домика была открыта. Юлия толкнула ее — и оказалась в помещении, в котором стояли две старые, со снятыми матрасными сетками, кровати.

Прикоснувшись к кровати, Юлия вдруг закрыла глаза. Да, это было здесь, именно здесь. В этом домике, на этом самом месте…

Тогда, много лет назад, в детском лагере «Веселые бельчата».

Она растерянно смотрит на то, как маленький мальчик, подавившись куском зеленого яблока, синеет у нее на глазах. Ребенок теряет сознание. Однако Юлия не сомневается в том, что он умрет. И что ей уже никто не сможет помочь…

Почему? Потому что никто и не должен ему помочь. Она так хотела, чтобы он выжил. Он, ее младший брат, Васечка. Тот, которого родители так любили. А ее нет.

Она хотела, чтобы он умер — и брат умер, подавившись куском яблока. И она знала, что могла ему помочь, — и даже была в курсе, что надо сделать. Потому что им только днем раньше вожатые показывали во время занятия, как спасти человека, поперхнувшегося едой.

А она не спасла. Потому что знала: Васечка, такой симпатичный, умненький и потешный, умрет, и родители снова полюбят ее, и только ее.

У них ведь не будет иного выбора, не так ли?

Так и произошло.

Все считали, что у нее шок, потому что она была вынуждена наблюдать за смертью младшего брата. А Юлия знала, что убила его. Потому что могла спасти. Потому что могла позвать помощь. Потому что…

Да, она убила. И Васечка умер.

Умер…

(В-Б, В-Б, В-Б. Веселые бельчата, веселые бельчата, веселые бельчата…)

— Так вот вы где! — закричала, врываясь в обветшалый домик, насквозь промокшая сыщица Иванова. Дождь походил на что-то сказочное, небывалое, как будто разверзлись хляби небесные, и на землю хлынули воды нового вселенского потопа.

— С вами все в порядке? — спросила сыщица, а Юлия, повернувшись к ней, сказала:

— Здесь я его убила.

Сыщица, выпучив глаза, переспросила:

— Вы кого убили?

Юлия спокойным тоном, даже слишком спокойным, пояснила:

— Своего младшего брата. Васечку. Знаете, родители по нему с ума сходили, в особенности мама, которая все время хотела мальчика. Вот я его и убила…

Сыщица, усевшись прямо на грязный пол домика, заявила:

— Час от часу не легче! И зачем вы мне это вдруг рассказываете?

— Повторяю — я его здесь убила! — проронила Юлия и указала на то самое место, где на полу восседала сыщица. Та, вскочив на ноги, заявила:

— Вы втравили меня в какую-то темную историю…

— Я знаю, — ответила Юлия. — Извините…

Они какое-то время молчали, а потом сыщица, выглянув из двери домика, сказала:

— Кажется, постепенно стихает. Ну что же, рада, что вы решили облегчить душу и признались в убийстве своего младшего брата, однако какое это имеет отношение ко всей этой истории. Ведь имеет?

Юлия медленно кивнула.

— Знаете, я ведь забыла… Точнее, думала, что забыла. Ну, то что я его убила. Эти вечные провалы в памяти, словно… Словно я не хотела помнить то, что мне неприятно. Да, я не позвала помощь. Стояла и наблюдала за его мучительной, хотя и быстрой смертью. Нет, я даже не испытывала радости или триумфа. Просто стояла и смотрела, ничего не ощущая…

Ничего…

И случилось это…

(В-Б, В-Б, В-Б. Веселые бельчата, веселые бельчата, веселые бельчата…)

В половине седьмого вечера!

Подойдя к Юлии, сыщица резко дернула ее за рукав и сказала:

— Итак, как понимаю, это место вам хорошо знакомо. Это большой комплекс. Где бы вы на месте… На месте Великого Белка устроили бы свое… свое логово…

Юлия закрыла глаза, и вдруг все стало на свои места. Распахнув веки, она заметила:

— Под кухней имеется подвал, похожий на лабиринт…

Ну конечно, подвал! Она же все старалась вспомнить, на что похож бункер из ее кошмара. Странно, что она недодумалась до этого раньше.

Не захотела додуматься.

— Где он? — спросила сыщица, и Юлия, выйдя на крыльцо (лило еще сильно, но уже не сплошной стеной, как десять минут назад), показала рукой в направлении комплекса зданий:

— Кажется, там…

Юлия, под ногами которой хрустело битое стекло, медленно спускалась вслед за сыщицей Ивановой по ступенькам. Они оказались около двери — черной двери с черным фонарем. Юлия вздрогнула, когда сыщица отворила ее.

Они оказались в небольшом коридоре, который привел их в…

(В-Б, В-Б, В-Б. Веселые бельчата, веселые бельчата, веселые бельчата…)

В бункер из ее кошмара. Юлия прислонилась к гладкой бетонной стене. Да, это тот самый бункер из ее кошмара…

— Это место? — спросила деловито тезка-сыщица, и Юлия медленно кивнула. Та прошлась по коридору, заглядывая в камеры и светя в них прихваченным фонариком.

— Странные пятна на стенах… Кажется, кровь… И здесь тоже! Господи, да тут в каждой камере кого-то разделывали!

Юлия замерла, не в силах ступить ни шагу, а потом заметила, как сыщица буквально выпрыгнула из одной из камер.

— Что там? — спросила она, а та — с белым лицом — выдавила из себя:

— Думаю, мы нашли Юлию Белкину… Что верно, то верно: это и есть логово Черного человека. Ну, или, как вы его называете, Великого Белка…

Юлия бросилась к камере, но сыщица преградила ей путь.

— Это далеко не самое приятное зрелище! — заявила она, а Юлия, стараясь прорваться в камеру, кричала:

— Нет же, отпустите меня, отпустите…

На мгновение обе женщины, тяжело дыша, смолкли, и до них донесся странный шум сверху. Юлия в ужасе вздрогнула, а сыщица, приложив к губам палец, быстро направилась по коридору обратно.