При объявлении боевой тревоги на подводной лодке был прекращен лечебный цикл, убраны зарядовые кабели, и через 20 минут подводная лодка была готова к выходу. При осмотре подводной лодки повреждений материальной части не было. Осмотр подводной части корпуса водолазом показал, что травит цистерна главного балласта №8 по сварному шву. При обнаружении взрыва я подумал, что взорвалась подводная лодка, которая грузит боезапас у третьего причала, а потом, зная, что на подводной лодке Б-37 была вечером зарядка аккумуляторной батареи, подумал, что она и взорвалась. Этот вариант вполне возможен, так как в этот момент могло продолжаться проворачивание механизмов вручную, дверь на переборке в 1-й отсек была открыта для чистки. Взрыв аккумуляторной батареи вызвал пожар во втором отсеке, и пламя через открытую переборочную дверь перебросилось в первый отсек, вызвало там пожар и возгорание патронов регенерации; от высокой температуры нарушилась герметичность клапанов ВВД, давление в отсеке повышалось. Высокая температура и давление вызвали взрыв БЗО и торпеды. Рядом с БЗО находятся щитки для подзарядки электроторпед. По своим конструктивным недостаткам они могут нагреваться, загораться; это ведет к пожару и взрыву. Первой причиной считаю взрыв аккумуляторной батареи и пожар во 2-м отсеке, который перебросился в 1-й отсек».

Из показаний капитана технической службы В.К. Вязникова: «Подходя к торпедному складу, услышал хлопок; у меня было впечатление, как будто лопнула паровая магистраль. Одновременно увидел, как капитан 2-го ранга Бегеба подбежал к телефону и стал звонить, докладывая, что на подводной лодке Б-37 начался пожар. Над рубкой подводной лодки я увидел белый дым. Забежав в торпедный склад, я объявил пожарную тревогу. Личный состав приготовил пожарные шланги для подачи воды на причал и стал готовить помещение торпедного склада к эвакуации. Спустя некоторое время выбежал из склада и увидел, что из рубки идет густой черный дым, по трапу с подводной лодки на причал сходил матрос с каким-то бачком в руках. Я снова забежал в торпедный склад и стал звонить по телефону. Тут я услышал нарастающее гудение и мощный подводный взрыв, после чего потерял сознание, а когда очнулся, то увидел себя плавающим в воде. Из склада выбрался один матрос, оставшихся двух матросов завалило. Из личного состава минно-торпедной части погибло 2 человека и 5 человек были ранены. В складе находилась 21 торпеда, одна из них свалилась со стеллажа, на другой при осмотре обнаружена вмятина. Остальные торпеды необходимо освидетельствовать».

Старшина 1-й статьи Б.И. Барщиков: «На подводных лодках я служу уже 4-й год, по специальности радист. Мое заведование находилось раньше в 1-м отсеке. Сейчас назначен в резервный экипаж. В момент пожара на подводной лодке Б-37 мы занимались на причале строевыми занятиями. Когда мы увидели дым из ограждения рубки подводной лодки Б-37, то побежали туда. Когда я подбежал к подводной лодке, кто-то дал команду: "Отдраить концевые люки". Я побежал в нос подводной лодки, чтобы отдраить люк 1-го отсека. Я успел открыть только лючок. Когда я открывал лючок, то обратил внимание на то, что металл легкого корпуса теплый. Лодку всю трясло, как будто работали какие-то дизеля. Затем я услышал приказ капитана 2-го ранга Решина о том, чтобы все покинули надстройку подводной лодки. Я успел выскочить на причал. Очнулся я уже в 1-й казарме. В рубку я стал подниматься, когда услышал, что там кто-то есть. Когда я влез в ограждение рубки через боковую дверь, то вдохнул раза два или три дыма и чуть не потерял сознание. По запаху не могу определить, что горело, но только не боезапас».

Командир подводной лодки капитан 2-го ранга Бегеба Анатолий Степанович родился в 1925 году. В 1948 году окончил ВВМУ им Фрунзе. Командиром Б-37 был назначен 10 сентября 1958 года, допущен к самостоятельному управлению лодкой. До назначения на должность командира Б-37 проходил службу в должности старшего помощника лодки такого же проекта.

Из объяснительной записки командира 211-й бригады капитана 1-го ранга Г.С. Щербакова: «Командир корабля капитан 2-го ранга Бегеба — грамотный, трудолюбивый офицер. Недостатком является мягкость характера, что часто служит помехой в необходимой требовательности Корабль первой линии, в 1961 году успешно провел торпедные стрельбы на приз командующего флотом Личный состав подготовлен хорошо и весь допущен к самостоятельному обслуживанию боевых постов и заведовании».

Из показаний командира Б-37 капитана 2-го ранга А.С. Бегебы: «Чувствую себя хорошо, ничего не болит… По возвращении с моря считал, что личный состав к автономному походу был готов. К этому времени все матросы и старшины были допущены к самостоятельному управлению боевыми постами и заведованиями. По офицерскому составу. Командир торпедной боевой части старший лейтенант Леденцов пришел с подводной лодки проекта 611, сдал все зачеты по специальности флагманскому минеру бригады, с ним остался долг по сдаче зачетов по устройству пл. Командир торпедной группы лейтенант Лопатин пришел на корабль недавно, сдал несколько зачетов, срок сдачи всех зачетов ему был установлен 1 февраля. Командир боевой части связи сдал ряд зачетов, срок сдачи ему был установлен также 1 февраля. Не сдали еще всех зачетов командиры рулевой и моторной групп. Таким образом, не были допущены к самостоятельному управлению командир торпедной боевой части, командир боевой части связи, командиры моторной, торпедной и рулевой групп. Старший помощник и помощник командира — вполне подготовленные вахтенные офицеры и в прошлом неоднократно участвовали в длительных походах. На автономный поход мне обещали дать второго подготовленного командира боевой части связи. В остальных офицерах я был уверен, вопрос об их замене не стоял. Для производства необходимых осмотров и ремонта механизмов просил 15 суток, поэтому к 25 января мне было приказано о готовности материальной части корабля к походу доложить командиру бригады. Для проведения работ был составлен план планово-предупредительного ремонта по всем боевым частям. План работ по каждой боевой части был согласован с соответствующим флагманским специалистом и утвержден мною. При проведении 400-часового осмотра левого дизеля у командира БЧ-5 возникло подозрение в наличии трещины в одной из шестерен заднего фронта дизеля, обнаружить которую, по мнению командира БЧ-5, возможно было лишь в лаборатории завода. Кроме того, с корабля был выгружен правый дизель-компрессор, так как он потратил 1000 часов и требовал замены на новый… Кроме того, я просил поставить подводную лодку к первому причалу для производства сварочных работ по легкому корпусу. Необходимо было проварить листы надстройки и подкрепления в кормовой части ограждения рубки. Других замечаний по состоянию подводной лодки не было… В этот день 11 января команда прибыла на корабль в 7.10 утра и должна была заниматься малой приборкой, обеспечивать переходы команды должен был командир боевой части связи, но кто был — точно не знаю. Я пришел на причал к подводной лодке в 7.40, остановился у курилки, ко мне подошел помощник и спросил, будет ли построение на подъем флага. Я ответил, что обязательно будет. Помощник ушел строить команду, а ко мне подошел с докладом дежурный по подводной лодке старшина команды торпедистов мичман Иванов. Он доложил об отсутствии замечаний по дежурству и нагрузку корабля. На мой вопрос, когда окончилась зарядка, он ответил, что зарядка аккумуляторной батареи окончилась в 22.30, а вентилирование вытяжным вентилятором в час ночи. Увидев, что команда построилась, я спустился по трапу на палубу подводной лодки, получил доклад старшего помощника, поздоровался с командой и офицерами корабля. Здесь же был командир БЧ-5, который стал обиженно говорить о том, что опять не спал ночь в связи с зарядкой. До этого в течение трех суток он проводил лечебный цикл аккумуляторной батареи, кроме того, он сказал, что у него есть подозрение в наличии трещины в одной из шестерен заднего фронта левого дизеля. Я спросил: "Нужна ли помощь флагманского инженер-механика? " На что он ответил: "Флагманский инженер-механик здесь не поможет, мне необходимо самому сходить в лабораторию на завод". Я ответил, что если нужно, то надо сходить. После подъема флага я прошел в носовую надстройку и напомнил помощнику о том, что необходимо приготовить рабочие тетради и к 9 часам утра пойти на занятия к флагманскому разведчику капитану 2-го ранга. Зажирею в порядке приготовления к предстоящему автономному походу. Команда в это время спускалась в подводную лодку через рубочный люк. Здесь я видел, что рядом с нами стоит старшина команды мотористов старшина 2-й статьи Лега, который, как я понял, хотел обратиться к помощнику за увольнительной запиской в город для того, чтобы сходить в ЗАГС. Я сказал помощнику, что дойду. До ПКЗ и сейчас вернусь. На ПКЗ я зашел в каюту, где было много офицеров, из них я запомнил флагманского химика 96-й бригады. Я сказал, что оставлю шинель на две минуты. Когда я вернулся обратно в каюту, офицеры почти все разошлись, я увидел только флагманского инженер-механика 96-й бригады, мы с ним вместе вышли из каюты, я сошел с ПКЗ и направился по причалу к подводной лодке. Было это минут 10 — 12 девятого. По дороге на причал я встретил мичмана Букина, старшину команды мотористов с резервного экипажа, немного поговорил с ним и пошел дальше. Когда я подошел к трапу на подводную лодку, то увидел, что из рубки идет густой черный дым под давлением, как выхлоп, подумал, что в рубке произошло короткое замыкание и что-то горит. Я бросился к телефону и стал звонить оперативному дежурному. Он долго не отвечал, затем я услышал голос начальника штаба эскадры контр-адмирала Юдина, который спросил, что случилось. Я ответил, что у меня пожар на подводной лодке, но доложить ничего не могу, и быстро направился на подводную лодку. Из рубки продолжал валить черный густой дым. Я бросился к двери в ограждение рубки, навстречу мне попался матрос, который вел себя, как слепой, и на ощупь пробирался по трапу, ведущему на причал. Я взял его за руку и повел к трапу. В это время с пирса раздался крик: "Падает матрос с рубки!" Я посмотрел и увидел на насадке выхлопа РДП матроса, который стремился спуститься вниз. Я ему крикнул: "Прыгай!", он прыгнул, и я его поймал. А дым все продолжал идти, но уже через шахту вытяжной вентиляции. В это время с причала раздался голос флагманского инженер-механика эскадры инженер-механика капитана 1-го ранга Решина: "Надо открыть концевые люки". Мы вместе с матросом Черкасовым, спрыгнувшим с ограждения рубки, побежали к входному люку 7-го отсека, и матрос Черкасов стал его отдраивать. Когда я убедился, что он действует правильно, я бросился назад к рубке, чтобы попытаться пропасть в подводную лодку через рубочный люк, но попытка не удалась, так как там был дым и я почувствовал, что дышать нечем. Откинул назад голову и упал в воду между подводной лодкой и причалом; считаю, что споткнулся, сознания не терял. Когда оказался в воде, то схватился за привальный брус у причала и вылез на него. Посидел, отдышался и оглянулся на подводную лодку. Она стояла с небольшим дифферентом на нос, вода подходила к рубке. Я встал и попытался подняться наверх, тут меня подхватили и помогли выбраться на причал. Стали что-то меня спрашивать, но я ничего не слышал. Затем меня отвели на плавбазу "Пинега", оказали первую помощь и сказали, что был взрыв. Я ответил, что этого не может быть. Тогда мне показали баллон воздуха высокого давления, лежащий на причале. Тут я подумал, что, возможно, аккумуляторную батарею не провентилировали вытяжным вентилятором в положенное время с 7.45 до 6.00, в трубах вентиляции скопился водород и при пуске вентилятора он взорвался».