Вопреки негативному внутреннему настрою, Кристине здесь все понравилось: и дом, и радушные хозяева, а особенно – их единственный сын Алекс, с которым она моментально подружилась, хотя и думала о нем до знакомства с вполне объяснимым предубеждением.

Как-то в послеобеденное время, когда легкая облачность наконец-то спасла всех от жаркого солнца, Кристина отдыхала в саду в компании Алекса. Они только что прибежали с корта, где Гарднер беспощадно гонял ее часа полтора, пока она не взмолилась о передышке, и теперь наблюдали игру родителей в гольф.

Над ними благоухали цветущие ветки вишен. Легкий ветерок играл волосами Кристины и мешал ей смотреть, как ее отец выбирает клюшку и долго примеривается к мячику. Она то и дело с досадой убирала волосы с лица, жалея, что распустила хвост.

– У тебя есть кто-нибудь? – совершенно неожиданно спросил Алекс, до этого казавшийся полностью поглощенным игрой: Роберт Гарднер перехватил инициативу на поле.

– А… зачем тебе это? – вопросом на вопрос ответила Кристина, чтобы выиграть время. Она растерялась и не знала, что ответить. Рассказывать Алексу о Нике ей совершенно не хотелось.

– Да просто так. Любопытно. Смотрю на тебя и думаю, что у такой хорошенькой девчонки, как ты, наверняка нет отбоя от парней, – Алекс подмигнул ей и тут же завопил:

– Папа, это было здорово. Просто здорово! Класс! Давай, так держать!

Роберт Гарднер попал в лунку из совершенно безнадежного положения и заслужил всеобщие аплодисменты и одобрительные комментарии.

– Ну, так ты не ответила мне, – Алекс повернулся к Кристине, упорно не замечая ее смятенного состояния.

Она молчала и вертела в руках ракетку.

Она размышляла над ответом – вот что поразило ее больше, чем сам по себе неожиданный вопрос Алекса!

Еще неделю назад она, не раздумывая, даже при матери и отце ответила бы, что есть. Да, есть! Самый лучший человек на всем белом свете. Она бы сказала, что его зовут Ник Вуд, что его рисунки и фотографии великолепны и неподражаемы, что они словно преисполнены чувства, как и она сама к их автору.

Ну и пусть это прозвучало бы несколько патетически и, возможно, развлекло бы собеседников, но да. Да! У нее был друг, который заменял собой всех людей на земле, он один, с его грустными серебристыми глазами, изящными длинными пальцами и такой светлой, такой солнечной улыбкой, что каждый раз, когда он улыбался, ей хотелось обнять его и целовать, без конца целовать его красивые губы.

Он был у нее.

Почему был, есть, вдруг возмутилась Кристина своим мыслям. Только она не хотела признаваться в этом Алексу Гарднеру. Ему незачем об этом знать.

– Эй, ты что?

Тихий голос вывел ее из странного оцепенения.

Алекс уже не улыбался и внимательно смотрел на нее.

– Пуговка, прости, если я спросил что-то не то, я не хотел тебя расстроить. Я вообще-то не люблю совать свой нос в чужие дела, а тут…

Не дослушав его объяснение, Кристина вдруг рывком поднялась из-за стола, чуть не выронив ракетку из рук, и пробормотала:

– Извини, Алекс, мне что-то нехорошо. Я пойду в дом, ладно?

Он вскочил вслед за ней и схватил ее за локоть.

– Подожди! Прости меня, ради Бога! Что я такого сказал?

– Ничего, абсолютно ничего. Я, наверное, просто устала. Прилягу ненадолго, ты скажи моим, если что.

И Кристина, не дожидаясь ответа, вырвала свою руку из его пальцев и почти бегом направилась к дому, в свою комнату на втором этаже, которую занимала во время пребывания у Гарднеров.

Только бы Алекс не пошел за ней!

А он и не пошел. Через окно в холле Кристина увидела, что он вновь опустился в свое кресло и лишь недоуменно хмурился, глядя ей вслед.

* * *

Оставшись одна в просторной и светлой спальне с покатым потолком, Кристина сбросила теннисные туфли и уселась на подоконник. Это был даже не подоконник, а целая оконная ниша, какие встречаются в старинных английских домах: со скамеечкой для сидения и панорамным видом на роскошный ухоженный сад.

Она задернула штору и сидела там, как в укрытии, обхватив дрожащими руками голые колени и кусая губы.

Пуговка…

Так Алекс Гарднер называл ее с первой минуты их знакомства, и ей это ужасно нравилось. В этом было что-то ребяческое и в то же время милое.

Она улыбнулась, вспомнив первый день их визита в Миннеаполис, когда они уже под вечер подъехали к большому дому из красного кирпича, окруженному парком. Дом был внушительным и довольно старым, но к какой эпохе принадлежал архитектурный стиль, она не отважилась даже предположить. Если бы здесь был Ник, он не только сразу сказал бы, к каким канонам следует отнести белые массивные колонны, расположенные по фасаду здания, увитому тяжелым плющом, но и наверняка определил бы век, в котором построен дом.

Если бы здесь был Ник!

Всю дорогу от Хиллвуда до Миннеаполиса Кристина упорно молчала, игнорируя попытки родителей разговорить ее и отвлечь от мрачных мыслей. От криков и слез ее удерживали только мысли об их прощальном свидании с Ником на берегу. Она без конца вспоминала ночь, проведенную на озере, его теплые руки и мокрое плечо, к которому прильнула в таком безмятежном блаженстве. Лишь эти почти живые картинки из памяти и тонкий серебряный браслет на запястье, который она то и дело поглаживала, не давали ей застонать от боли в груди, усиливающейся по мере того, как она удалялась от Ника.

Кристина вспомнила, как отчаянно ее сердце рванулось к нему в тот момент, когда она выходила из машины на посыпанную гравием подъездную дорожку у величественного дома Гарднеров, который показался ей роскошной тюрьмой, где ей предстояло провести целых две недели в обществе чужих людей вдали от самого необходимого ей человека.

Едва их машина обогнула две пышно цветущие клумбы овальной формы, как из парадного к ним навстречу вышла элегантная пара средних лет.

Роберт Гарднер был известным архитектором и партнером отца в строительстве пансионата на Янтарном озере. Собственно, как уяснила для себя Кристина из разговоров родителей в пути, вся эта поездка была затеяна не только и не столько для того, чтобы отпраздновать день рождения хозяина дома, но и чтобы главы семей могли обсудить успешное завершение строительства и решить несколько деловых вопросов, касающихся продления договора с подрядчиками и перспектив дальнейшего сотрудничества.

Она что-то слышала об этом краем уха, но вникать не стала: все ее мысли в дороге были заняты одним только Ником, от которого она отдалялась с каждой минутой.

Чем стремительнее увеличивалось расстояние между ними, тем ей становилось хуже. Какое ей было дело до всего остального: развлечений, бизнеса и прочего? Она даже не старалась делать вид, что слушает родителей или наслаждается путешествием. Она ведь сопровождает их, как они хотели, верно? Вот и пожалуйста. Пусть довольствуются тем, что она с ними, а на ее восторг не рассчитывают.