— Великое дело, Михаил Михайлович, замыслили. Сладится ли? — проявил сомнения Янош.

Я, конечно, заверил, что всё будет хорошо. Знал бы он, что дело с открытиями ресторанов — это лишь малая доля от того, что, согласно моему планированию, должно приносить прибыть.

Да, и, признаться, меня не так первоочерёдно волновали вопросы ресторанов. Главным беспокойством был Карамзин и то, как Аннета Милле «отработает» этого молодого господина. У них начался роман, и я выжидаю момент, когда стоит сделать так, чтобы о похотливом характере своего кумира узнала Екатерина Андреевна Калыванова.

Не носить ей в этом варианте истории фамилию Карамзина. Здесь всё по Острожскому: «Так не достанься ж ты никому!». Я не знаю, откуда у меня столько иррациональной неприязни к Карамзину. Всё же мне настоящему он ещё ничего плохого сделать не успел. Но понимание того, как он клеветал на Сперанского в иной реальности, давило. И я уже сложил мнение, что с этим человеком нам не по пути.

Как я и предполагал, устоять перед Аннетой было невозможно, особенно молодому человеку. Так что нынче Аннета Мария снимает квартиру за деньги Карамзина и дурит ему голову. К чести Николая Михайловича следует сказать, что он не полностью одурманен Аннетой и ведёт себя с ней, на удивление, несколько сдержанно. Но их роман только развивается.

Жалко мне было смотреть на господина Милле, который скинул с себя пелену веры в непорочность дочери. И теперь мужчина полностью осознаёт, кто есть его дочь. Но впасть в депрессию я ювелиру не позволил, загружая его работой. Наконец, наши самопищущие перья начнут поступать в продажу. Через купца Пылаева почти одновременно начнутся продажи в Москве и Петербурге. Стоимость, конечно, зашкаливает. Но на то и был расчёт, чтобы заработать побольше денег.

И во всей этой кутерьме дел ещё занимаемся и внедрением реформы финансов. Господин Васильев, безусловно, умница и любое рациональное предложение воспринимает обдуманно, при этом не затягивая время на размышления. Совокупность мер, к которым прибегали страны на протяжении двух столетий, когда оказывались в похожих с современной Россией условиях, — это залог выхода из финансовой ямы. Но, что ещё больше прибавляет Васильеву веса в моих глазах, это то, что он не тянет одеяло на себя, а постоянно в своих докладах указывает и на моё участие.

Скоро прибавится ещё одна забота. Из Нижнего Новгорода пришло письмо от Николая Рязанова, что тот через три недели будет в Петербурге. По тону письма я предполагаю, что лёгким наше общение с этим человеком не получится. Но пройти мимо Русско-Американской Компании я себе не позволю, скорее, я пройду мимо Рязанова.

Глава 15

Глава 15

Москва

26 августа 1796 года

Я вынуждено отправился в Москву, причём так скоро, насколько это только позволяли дороги и почтовые станции. Ехали и ночью, причём на моём собственном выезде.

Тут можно несколько похвастаться. Я ехал на карете с новой рессорой. Чего только в России не сделаешь, когда суммируются два фактора: блат и деньги. Дело в том, что пребывание моего постоянно тренирующегося небольшого отряда в Охтинской слободе сопровождалось некоторыми контактами с мастерами с большой Екатерининской верфи. Состоялось общение не только с русскими корабелами, даже не столько. Тут трудилось немало немцев всех мастей и национальностей. И вот они отчего-то быстрее шли на контакт, особенно когда чуяли некоторую выгоду.

Понадобилось лишь две благотворные встречи, чтобы мастер Никлас Берг понял принцип нарисованной мной рессоры, и он же изготовил её. Не пришлось отливать пластины, датчанин нашёл нужное на складах верфи и просто взял оттуда. Там, на складах вообще, как я понял, есть немало добра, порой забытого и неучтённого. Вот она бесхозяйственность в полный рост, с которой нужно бороться всеми силами. Правда, пока что я сам потакаю коррупции и воровству. Но у нас же в России каждый ругает власть, отсутствие порядка, но то и дело что-то пытается украсть со своего рабочего места. Или поиметь иные выгоды для себя, не так чтобы и переживая за то, что это как бы неправильно.

Плохо, даже очень, я переживал вплоть до глубокой депрессии! Нет, кривлю душой, не переживал ни капли. Я просто не знал, где ещё смог бы сделать себе рессоры, а они способны при грамотном подходе принести и мне и России немного денег. Так к чему сокрушаться и корить себя? Если благими поступками можно проложить себе путь в Ад, то есть вероятность, что это действует и в обратную сторону. Так что плохие поступки не всегда столь плохи, а могут вести к светлому, доброму.

При этом мастер Берг оказался предприимчивым, как и многие протестанты. В крови у них это, что ли? Когда Никлас Берг прокатился на уже переделанной карете, да прочувствовал изменения, которые оказались существенными, он сам предложил мне бизнес. Датчанин общался со мной свободно, не знал, что я вообще-то человек из второго… ладно… из третьего эшелона власти, что ограничивает, как это ни странно, мои возможности. Я не могу лично заниматься таким бизнесом, как производство рессор.

Мне пора выдёргивать Тарасова из сельскохозяйственного бизнеса и привлекать вот к таким делам. Иначе всякого рода производства и проекты накопятся, и придёт пора делать выбор: или бизнес и реальные деньги, или служба с не таким уж большим окладом, но с высоким статусом. Стоять возле камня с надписями «на лево пойдёшь…» я не желаю, оттого нужны исполнители, а я меж тем стану над всем этим бизнесом возвышаться, ну, или было такое слово «крышевать». И пусть в таком случае прибыли будет чуточку меньше, но я убью-таки обоих зайцев, вопреки поговорке, что нельзя угнаться за двумя длинноухими.

Карету я купил неказистую, новые стоили баснословных денег, которые, если «погрести по сусекам», я бы нашёл, но остался бы, как в той сказке Пушкина, с дырявым корытом. Но и пользоваться дальше выездами Алексея Куракина не мог. Мы с ним или партнёры, и я уже начинаю показывать свою самостоятельность, или нужно давать Куракиным оммаж [вассальная клятва в Средневековой Европе].

Быть ограниченным всякими личными обязательствами с Куракиными нельзя уже потому, что государь не слишком доволен работой Правительствующего Сената в последние месяцы. Как только я был официально отправлен на помощь в составлении финансовой реформы к Алексею Ивановичу Васильеву, в Сенате вновь начались какие-то неразберихи [в РИ было примерно то же. Куракин справился с завалами в Сенате, но после сильно запустил работу].