в семи километрах на запад, в Варваровке, в очередной умирающей деревне: одноэтажные избы с растущими на крышах кустами, заборы в лучшем случае из профнастила, в худшем — из гнилого, захваченного борщевиком штакетника. Даша подошла к калитке и позвала хозяев. На крыльцо вышла Катерина, облокотилась на калитку. Она была маленькая и худая, и вся одежда висела на ней мешком, казалась на два размера больше, чем необходимо. Одета она была по-охотничьи: штаны-хаки с карманами на бедрах, растянутый серый свитер крупной вязки, огромные резиновые сапоги. За штакетником на ее участке было видно курятник и кучу велосипедов. Велосипедов штук двадцать, не меньше, лежат горой, словно арт-инсталляция. Даша хотела спросить, зачем ей столько велосипедов, но постеснялась.

Катерина открыла калитку: проходите, мол, поговорим.

Еще во время первой своей экспедиции — тринадцать лет назад — Даша усвоила несколько правил: во-первых, нужно всегда следить за тоном и всем своим видом излучать скромность; звучит несложно, но на самом деле навык важнейший; если кому-то из местных не понравится твой тон или взгляд и он решит, что ты разговариваешь с ним свысока и считаешь себя лучше него — ты вернешься ни с чем. Во-вторых, по возможности лучше не предлагать местным мужикам деньги; женщинам иногда можно, но мужикам — нет; с высокой долей вероятности это приведет к проблемам. Второе правило звучало как колониальное клише и упрощение, но, к сожалению, в его правдивости Даша убедилась на собственном опыте: однажды дед, обещавший показать ей редкого, спрятанного где-то в лесах кадавра, потребовал деньги вперед, а утром его — деда — нашли босым у дороги с обморожением ног; Даше объяснили, что, выпив водки, дед обычно разувается и босиком пытается убежать из села, но падает в кювет примерно на втором километре и там засыпает. Как правило, местные просят об услуге; одна из старушек, увидев у Даши камеру, попросила ее сфотографировать; несколько лет назад, объяснила старушка, она случайно разбила зеркало, и с тех пор не видела своего лица — хотела вспомнить, как выглядит. Даша щелкнула и показала ей экран, старушка минуту разглядывала изображение, улыбалась и сказала довольная: «Красотка!»

Люди всегда находили чем удивить. Вот и Катерина, щурясь, посмотрела на Дашу и спросила:

— Ты, часом, не писательница?

Тон был такой, что Даша сразу догадалась: правильный ответ «нет».

— Хорошо, — кивнула Катерина и презрительно поморщилась. — А то была тут одна, тоже на мертвую приехала посмотреть. Пизда. Я ее провела, показала все, а потом через год мне кидают ссылку в чате. Смотрю: жопа эта книжку написала, и там про нас есть, про село наше. Мы у нее там дикари немытые, срем под себя, живем в землянках, овец ебем. А что у меня вайфай в доме и я ей к нему подключиться помогла — про это она упомянуть «забыла». Конечно, это в концепцию не вписывается, и правда, какой вайфай у дикарей, да?

Даша решила, что самой разумной реакцией на тираду будет молчание — и, кажется, угадала.

Катерина смерила взглядом ее и Матвея, увидела кеды, хмыкнула, качнула головой.

— Эт не дело. — Ушла в сарай и вернулась с двумя парами высоких болотных сапог. — Вот. Тапки свои сымайте. Вон там бросьте, не ссыте, не умыкнут.

Размер она не спрашивала, болотники были огромные — и Даша в них была как клоун. Она спросила, нет ли других размеров, и тут же по взгляду хозяйки поняла, что вопросы лучше не задавать. Катерина выдала им панамы и длинные тонкие шесты — чтобы прокладывать дорогу по болотам и вытащить, если начнут тонуть. Сама повязала на голове красную бандану: «шоб лучше меня видели, если шо — идите на красное», — и кивнула в сторону леса: пошли, мол.

По болотам шли час — но, кажется, дольше, потому что над головами вихрем кружило комарье и лезло всюду — в нос, в глаза, в уши. Даша обмахивалась веткой акации. Земля под ногами сперва была мшистая, мягкая, словно резиновая. Затем более-менее сухая почва совсем закончилась, началась топкая, гнилая влага — сапоги уходили в нее чуть не по колено, каждый шаг давался с большим трудом. Почва булькала, шест все глубже уходил в нее, пару раз Даша провалилась чуть не по пояс, и Катерина вытягивала ее, ухватившись за шест. Сквозь заросли камышей они протиснулись в мутное, заросшее ряской болото. Из зеленой воды здесь и там торчали почерневшие коряги — корни и остовы сваленных, погибших деревьев. Вдоль берега росли ивы, сквозь их кроны солнце строчило лучами, в лучах плавали пылинки.

На черных корягах кое-где гроздьями росли поганки и блестели соляные корки. Соли было все больше, кристаллы сверкали на листьях и на стволах деревьев — явный признак близости искалеченного кадавра.

В пути стало ясно, что недовольство Катерины приезжими туристками-писательницами — напускное, на самом деле она явно любила поболтать, с большим удовольствием рассказывала и о себе, и о жизни в селе. Была только одна проблема: Матвей. У него, кажется, было слишком хорошее настроение, он пару раз сказал что-то невпопад, одна из его реплик обидела Катерину, и дальше на вопросы Даши она отвечала односложно и с неохотой.

Наконец они вышли на открытую поляну и увидели ее — мертвую девочку. Катерина кивнула — вот, мол, любуйтесь — и отошла в сторону, села на камень и закурила. Сигарету она держала как-то по-зековски, большим и указательным, огонек прятала в кулаке.

— Так, сестра, у тебя пятнадцать минут, — сказала она, — обед скоро, а у меня еще гряда морквы не убрата.

Даша сняла рюкзак, достала камеру, сделала пару снимков, обернулась на Катерину.

— Я могу подойти?

— Кто ж те запретить-та? — произнесла она с преувеличенно-южным акцентом. — Вот тут, я дорожку колышками пометила.

Даша сделала шаг и тут же провалилась чуть не по пояс, Катерина, смеясь, вытащила ее за шкирку.

— Ладно, иди за мной. Наступай на мои следы.

Еще издалека Даша заметила рядом с кадавром потушенное кострище — лежащие аккуратной кучкой черные головешки. Поляна не выглядела заброшенной, да и сама мертвая девочка отличалась от прочих кадавров, и Даша не сразу сообразила, что именно не так.

Одежда, догадалась она, подойдя поближе.

Достала телефон и открыла архив фотографий.