Это усмиряет хаос в моей голове, но только временно. Зак укладывает меня на спину, полностью избавляя от трусиков, и встает на колени между моими ногами. Его пальцы пытаются расстегнуть джинсы, и я вижу это в его глазах. Я вижу это, потому что мои мысли о том же.

О Сьюзи. Что она подумает? Одобрит ли? Наблюдает ли она за нами?

Зак останавливается, и я чувствую… что теряю его. Он не собирается пересекать эту линию вместе со мной, и мне ничего не остается, кроме как лежать оголенной, совершенно уязвимой, с открытым сердцем… без всякой защиты против его отказа. И я даже не злюсь, потому что тоже любила ее. Она незабываема, что делает его недоступным. По крайней мере… его сердце никогда не будет моим.

Когда я отворачиваю голову в сторону, чтобы скрыть эмоции, Зак проводит ладонями по внутренней поверхности моих бедер, возвращая к себе мое внимание.

— Хочешь, чтобы я остановился?

Он знает ответ. Он знает, что я полностью потерялась в нем.

Он хочет честного ответа? Или просит меня спасти его?

— Нет, — шепчу я.

Схватившись за пояс расстегнутых джинсов, Зак стягивает их с бедер ровно настолько, чтобы освободиться. Он накрывает меня своим телом и целует с новой силой. Мои колени подтягиваются к груди, когда он наполняет меня, и это так тепло, так умопомрачительно, потому что я никогда не думала, что такое произойдет.

Пауза.

Вдох.

Я пытаюсь защитить свое чертово сердце, потому что Зак неосознанно пытается его уничтожить.

Мы двигаемся с маниакальным отчаянием, словно все его тело пробралось бы в мое, если бы могло. Шлепки по коже, резкие вдохи и одурманенные стоны… оглушительный стук моего сердца. Я упираюсь одной пяткой в его ягодицы, а другой пяткой в заднюю поверхность его бедра, будто хочу прижать его к себе навсегда.

Мой.

Мой Зак.

Мой муж.

Вместо того чтобы утонуть в чувстве вины, теряя контроль над своим телом, отдаваясь удовольствию до последней капли, я позволяю зрению расплыться, медленно и с трудом моргаю, и растворяюсь в блаженстве, не похожем ни на какое, испытанное мной ранее.

Зак замирает, обхватив меня за затылок, словно пытается защитить, уберечь швы. Затем перекатывает нас, целуя меня, и мои волосы падают ему на лицо. Я чувствую, как его губы изгибаются в улыбке. И улыбаюсь в ответ.

Придерживая меня за спину, он садится, увлекая меня за собой. Мои ноги расставлены по бокам от него, а он остается глубоко внутри меня. И мы снова движемся.

Целуемся.

Я сжимаю ткань его футболки, когда он обхватывает мою челюсть. Наш поцелуй набирает скорость и остроту. Это погоня. Он — хищник, а я — жертва, добровольно ему сдающаяся.

Я хочу, чтобы Зак поймал меня… хочу, чтобы он меня сожрал.

— Эмерсин… — Его руки падают на мои бедра, сильно стискивая, и он утыкается лицом мне в шею.

Я двигаюсь на нем еще несколько раз, а потом моя спина выгибается, Зак взбрыкивает бедрами, повторяя мое имя, как молитву, и молит, молит…

Эмерсин… Эмерсин… Эм-ер-синнн…

Мы замираем.

Между нами нет пространства, чтобы не дать реальности проскользнуть и испортить момент. Я не жалею об этом. Не могу.

Он целует меня в шею, в то время как одна рука возвращается к моей груди, слегка сжимая, а большой палец пробегает по соску.

Нежно.

Интимно.

Немного душераздирающе.

Может ли он касаться меня там, не думая о ней?

Зак поднимает голову, его лицо находится на расстоянии одного дыхания от моего, и я краснею. Намек на уязвимую улыбку изгибает уголки его красивых губ.

— Мне нравятся ощущения тебя… там… внутри меня, — шепчу я и, с пылающими щеками, проникаю рукой между нами.

Я задерживаю дыхание. И, думаю, Зак тоже. Не знаю, почему хочу почувствовать нас там. Может, потому что это все еще слишком невероятно, и мне нужно что-то более осязаемое.

— Да? — он тихонько усмехается, прежде чем уткнуться лбом мне в плечо, будто у него больше нет сил держать голову прямо. В то же время его ладонь снова перемещается от моей груди к бедру.

— Да, — бормочу я, скользя губами по его уху.

— Мне нравится… это тоже. Так чертовски сильно.

Это слишком. Я не могу воздвигнуть достаточно высокую стену, чтобы защитить свое сердце.

— Нам пора э-э… собираться, пока водитель не пришел нас искать, — говорю я.

Зак все еще не поднимает головы, но бормочет:

— Угу.

На обратном пути в отель мы молча сидим, переплетя пальцы на сиденье между нами. Интересно, о чем он думает? Сожалеет? Думает ли он о Сьюзи или о том, что я останусь с ним на целых три дня? Может, о том, как мы проведем остаток времени в постели? Я не считала себя любительницей позависать в отеле, но Зак уговорил бы меня лежать голой в постели целую вечность. Я поджимаю губы, чтобы скрыть волнение от такой возможности.

Зак чуть приподнимается, и я смотрю на него. Он пытается что-то нащупать в кармане. На его лице отражается тревога, у глаз и бровей залегают глубокие морщины, он отпускает мою руку и роется в другом кармане.

— Зак?

Он не отвечает, лишь отстегивает ремень безопасности. Теперь роется в задних карманах, затем снова в обоих передних.

— Бл*дь. Разворачивайтесь! — рявкает он.

Наш седеющий, пятидесяти с лишним лет водитель смотрит на Зака в зеркало заднего вида. Его глаза над очками, наполовину сползшими по выступающему носу, сужаются.

— Разверните, нахрен, машину! Мы должны вернуться!

— Зак… — Я тянусь к его руке.

— Я потерял кольцо. Я потерял кольцо, — говорит он так, будто не может дышать.

Его обручальное кольцо.

— Уверен? Ты ведь положил его в карман, да?

— Сэр, уже поздно. Если хотите, вернемся завтра…

— Тогда выпустите меня! — Зак возится с замком в попытке открыть дверцу.

Водитель сворачивает на обочину и останавливается.

Я касаюсь плеча водителя.

— Мы заплатим вам сколько нужно, чтобы успеть вернуться на то место до наступления темноты.

Солнце уже начинает садиться. Я не уверена, что это будет иметь значение, но мы должны попытаться.

Когда мы возвращаемся к тому месту, где ели клубнику — где занимались сексом, — Зак вылетает из машины и мчится на холм. Я следую за ним, но не так быстро, потому что не уверена, что могу бежать со швами на голове.

Милостивый Господь…

На это тяжело смотреть.

На вершине холма Зак ползает по траве, светя себе фонариком телефона, потому что солнце почти скрылось за горизонтом.

Я