chitay-knigi.com » Историческая проза » Сексуальная жизнь в Древнем Риме - Отто Кифер

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 52 53 54 55 56 57 58 59 60 ... 110
Перейти на страницу:

Ненависть – и любовь. Как можно их чувствовать вместе?
Как – не знаю, а сам крестную муку терплю.

Судя по одному из последних стихотворений Катулла (11), вероятно, после свирепой борьбы со своей сладкой и жестокой страстью поэт наконец одержал верх – он заставил себя сказать о Лесбии такие суровые слова:

Передайте ж ныне моей любимой

Горьких два слова:
Сладко пусть живет посреди беспутных,
Держит их в объятье по триста сразу,
Никого не любит, и только чресла
Всем надрывает, —
Но моей любви уж пускай не ищет,
Ей самой убитой, – у кромки поля
Гибнет так цветок, проходящим мимо
Срезанный плугом!

Но сомнительно, умерла ли любовь Катулла. Возможно, именно последние размышления о ней вошли в элегию (76), финальные слова которой мы процитируем:

Боги! О, если в вас есть состраданье, и вы подавали
Помощь последнюю нам даже и в смерти самой, —
Киньте взор на меня, несчастливца! И ежели чисто
Прожил я жизнь, из меня вырвите злую чуму!
Оцепененьем она проникает мне в жилы глубоко,
Лучшие радости прочь гонит из груди моей, —
Я уж о том не молю, чтоб меня она вновь полюбила,
Или чтоб скромной была, что уж немыслимо ей.
Лишь исцелиться бы мне, лишь бы черную хворь мою сбросить,
Боги, о том лишь молю – за благочестье мое.

Как нам известно, поэт умер молодым. Убила ли его несчастная любовь, разбившая его сердце? Вряд ли. Во многих его стихотворениях говорится о сексуальных приключениях с женщинами низшего положения по сравнению с Клодией, хотя эти приключения не обязательно совпадали с любовью Катулла к ней. Он описывает их мощным языком, который в наши дни кажется грубым, но не производит впечатления нарочитой непристойности, характерной для поэзии Овидия. Вероятно, Катулл от природы испытывал влечение к женщинам, но интересно, что он писал и нежные строки, обращенные к красивому мальчику Ювенцию, о котором нам ничего не известно, – само это имя вполне может быть псевдонимом. Возможно, что любовь Катулла к Ювенцию естественным образом предшествовала его любви к женщинам. Но современная психоаналитическая теория может привести нас к выводу, что разочарование в романе с Лесбией побудило Катулла к высвобождению скрытых гомосексуальных черт его личности. Возможны оба решения. Мы можем, как минимум, быть уверены, что эта страсть не была чисто эстетической и духовной, – это доказывается чувственностью небольшого случайного стихотворения (56). Катулл в форме письма Катону рассказывает, как застал юного соперника с любовницей и тут же отплатил ему, совершив над ним то же самое. Только бисексуал может таким образом мгновенно обратить свою сексуальную активность с женщины на мальчика.

Мы не будем рассматривать чрезвычайно грубые стихотворения Катулла, в которых он нападает на личных врагов. И мы можем лишь упомянуть те стороны личности Катулла, которые не проявились в его эротической поэзии. Не наше дело – описывать его чуткую пейзажную лирику и сделанные с большим вкусом переводы с греческого.

Завершим разговор о Катулле, процитировав его свадебный гимн, здоровый и красивый, в высшей степени естественный и свободный как от ханжества, так и от чувственности. Вот последние строки свадебного гимна, представляющего собой перекличку хоров юношей и девушек (62):

Девушки:

Скромно незримый цветок за садовой взрастает оградой.
Он неизвестен стадам, не бывал он плугом встревожен;
Нежат его ветерки, и росы питают и солнце,
Юношам многим он люб, он люб и девушкам многим.
Но лишь завянет цветок, подрезанный тоненьким ногтем,
Юношам он уж не люб, и девушкам боле не люб он.
Девушка так же: доколь не тронута, все ее любят.
Но лишь невинности цвет оскверненное тело утратит,
Юношей больше она не влечет, не мила и подругам.

Юноши:

Если на поле пустом родится лоза одиноко,
Сил не имея расти, наливать созревшие гроздья,
Юное тело свое сгибая под собственным весом,
Так что верхушка ее до самых корней ниспадает,
Ни садовод, ни пастух о лозе не заботится дикой.
Но коль случайно сплелась она с покровителем-вязом,
И садовод и пастух о лозе заботиться станут.
Девушка так же, храня свое девство, стареет бесплодно.
Но если в брак она вступит, когда подойдет ее время,
Мужу дороже она и меньше родителям в тягость.
Перед супругом таким теперь не упорствуй, невеста!
Ты не упорствуй пред тем, кому тебя отдал родитель,
Сам твой родитель и мать – во всем их слушаться надо.
Девственность вся ли твоя? В ней есть и родителей доля:
Третья часть у отца, и также у матери третья,
Третья лишь часть у тебя! Так против двоих не упорствуй,
Коль над тобою права с приданым отдали зятю.
К нам, о Гимен, Гименей! Хвала Гименею, Гимену!

Личность же Вергилия, похоже, была по крайней мере бисексуальной, если не полностью гомосексуальной. Такой характер, однако, не помешал ему с подлинным мастерством описывать женскую любовь и женскую душу. Палдамус называет четвертую книгу «Энеиды» (в которой рассказывается о несчастной любви Дидоны и Энея) «Вертером» латинской литературы. Это сравнение не вполне корректно, так как поэма Вергилия, в отличие от романа Гете, не является идеализированной версией личных авторских переживаний; по крайней мере, нам неизвестно что-нибудь подобное в жизни Вергилия. Но как бы там ни было, величие Вергилия невозможно оценить по жалким отрывкам из его сочинений, которые читают школьники. Он – величайший и наиболее разносторонний поэт из всех, писавших по-латыни.

«Энеида» – чрезвычайно интересное, но очень длинное эпическое полотно мирового размаха, величие и масштабы которого превзойдены лишь в одном романе нового времени. Легко понять, почему даже современные итальянцы почитают Вергилия как одного из величайших своих поэтов. Однако здесь мы вынуждены ограничиться разговором о его любовной поэзии.

О любви Дидоны и Энея писали и предшественники Вергилия, это очень древняя легенда. Тем не менее до нас она дошла в единственном пересказе – Вергилиевом. И это не случайно. Сама тема здесь несущественна: существенно, во что она превращается под пером мастера. Но наш особый интерес вызывают не вопросы формы, а чисто человеческие, имеющие непреходящую ценность подробности этой трагедии.

Четвертая книга «Энеиды» начинается так:

Злая забота меж тем язвит царицу, и мучит
Рана, и тайный огонь, разливаясь по жилам, снедает.
Мужество мужа она вспоминает и древнюю славу
Рода его; лицо и слова ей врезались в сердце,
И благодатный покой от нее прогоняет забота.

Дидона нерешительно раскрывает свою страсть сестре Анне (которая играет роль наперсницы – персонаж, обычный в трагедиях Еврипида). Она бы с охотой вышла замуж за чужестранца Энея, который заинтересовал ее и вызвал ее любовь, поведав о своих приключениях и своей судьбе. Но она и подумать не может о свадьбе после смерти своего первого мужа, которого очень любила. Сестра пытается рассеять ее сомнения (32):

1 ... 52 53 54 55 56 57 58 59 60 ... 110
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 25 символов.
Комментариев еще нет. Будьте первым.
Правообладателям Политика конфиденциальности