Доступ в крепость получили только Хэл, Нейт и Холидей. Под камнями трава не росла, и во время дождя ноги утопали в жирной грязи; тем не менее крепость устояла. Впрочем, Бакли приходил туда все реже, и в конце концов Хэл не выдержал.

— Что ж у тебя крепость-то протекает, Бак? — сказал он. — Ты же взрослый парень, десять лет стукнуло. Просмолить бы надо.

И бабушка Линн не смогла ему возразить: мужчины были ее слабостью. Она стала давить на Бака, чтобы тот выполнял все указания, а перед приходом Хэла наряжалась с особой тщательностью.

— Что это вы делаете? — спросил ее отец, выползая субботним утром из своей берлоги на соблазнительный запах лимонной цедры, сливочного масла и золотистой опары, которая подходила в кастрюльках.

— Сдобные булочки, — ответила бабушка Линн.

Мой отец испугался, что у нее съехала крыша. Было десять утра, столбик термометра приближался к тридцати градусам, а бабушка успела накраситься по полной программе да еще натянула колготки. Потом он заметил во дворе Хэла.

— Линн, побойтесь бога, — зашептал он. — Этот мальчик годится вам в…

— Но он такой очаровашка!

Папа только покачал головой и присел за кухонный стол:

— Когда же будут готовы приворотные булочки, уважаемая Мата Хари?

В декабре восемьдесят первого, когда позвонили из Делавера, Лен с крайней неохотой взял трубку: он уже знал, что наметилась связь между убийством в Уилмингтоне и обнаруженным в семьдесят шестом году телом девочки из Коннектикута. Один дотошный следователь, занимаясь коннектикутским делом, проверил упоминание об амулете в виде замкового камня и в свободное от службы время добрался до списка личных вещей, которые были у меня с собой в последний день.

— Это «глухарь», — сказал в телефонную трубку Лен.

— Продиктуйте нам все данные.

— Джордж Гарви. — Лен с уверенностью произнес это имя, и сидевшие за соседними столами сослуживцы встрепенулись. — Преступление совершено в декабре семьдесят третьего. Имя жертвы — Сюзи Сэлмон, возраст — четырнадцать лет.

— Труп этой несовершеннолетней, Саймон, так и не найден?

— Не Саймон, а Сэлмон, как — «лосось». Найден только фрагмент руки.

— Родственники есть?

— Есть.

— В Коннектикуте найдены зубы. В деле имеется стоматологическая карта?

— Конечно имеется.

— Тогда можно лишний раз не тревожить семью, — сказал Лену незнакомый детектив.

Лен поспешил достать из хранилища коробку с вещдоками, хотя надеялся больше никогда к ней не возвращаться. А теперь все шло к тому, что придется звонить моим родителям. Но он решил оттянуть этот момент, насколько возможно, пока из Делавера не поступят уточненные сведения.

Узнав от Сэмюела, как Линдси выкрала карандашный рисунок, Хэл без малого восемь лет осторожно наводил справки через друзей-байкеров из разных штатов и пытался напасть на след Джорджа Гарви. Подобно Лену Фэнермену, он дал себе зарок не болтать лишнего, пока не будет знать наверняка. Как-то раз к нему на ночь глядя наведался один из «ангелов ада» по имени Ральф Чичетти, известный своим криминальным прошлым. Он обмолвился, что его покойная мамаша сдавала комнату какому-то хмырю, а тот, похоже, ее и прикончил. Хэл начал задавать свои обычные вопросы. Мол, какой у того хмыря рост, какое телосложение, какие привычки. Жилец называл себя не Джорджем Гарви, а каким-то другим именем, но это ерунда. Главное — картина убийства была совершенно иной. Софи Чичетти дожила до сорока девяти лет. Она скончалась в собственном доме от удара тупым предметом, и ее тело, без признаков борьбы, осталось лежать на том же месте. Хэл, увлекавшийся детективами, знал, что у каждого убийцы есть свой почерк, своя манера. Поэтому, когда у видавшего виды «Харлея» был отрегулирован момент зажигания, Чичетти с Хэлом перешли на другие темы, а потом и вовсе умолкли. Но напоследок Чичетти невзначай добавил кое-что еще, и у Хэла волосы встали дыбом.

— Этот мудак строил игрушечные домики, — сказал Ральф Чичетти.

Хэл бросился звонить Лену.

Шли годы. Деревья у нас во дворе разрослись до неузнаваемости. А я все наблюдала за родными и соседями, за учителями, которые преподавали в нашей средней школе или должны были преподавать у меня в старших классах. Сидя в наблюдательной башне, я воображала, будто залезла на макушку тополя, под которым мой брат, до сих пор игравший с Нейтом в прятки, когда-то проглотил древесный сучок, а то еще представляла, как перенеслась в Нью-Йорк, примостилась на перилах и дожидаюсь Рут. Я делала уроки вместе с Рэем. Мчалась с мамой по трассе «Пасифик Хайвей», вдыхая теплый соленый воздух. Но каждый мой день заканчивался рядом с отцом, у него в кабинете.

Я перебирала в уме эти картинки, скопившиеся в результате постоянных наблюдений, и видела, как одна причина — моя смерть — сплела их в единое полотно. Никто бы не смог предсказать, как мое исчезновение повлияет на калейдоскоп земных событий. Но я крепко держалась за эти картинки, бережно их сохраняла. Пока я смотрела сверху, ни одна из них не потерялась.

Во время всенощной, когда Холли играла на саксофоне, а миссис Бетель Утемайер ей подыгрывала, я увидела Холидея: он бежал мимо белой пушистой лайки. На земле он дожил до глубокой старости и после ухода мамы спал у папиных ног, не отходя ни на шаг. Пока Бакли строил свою крепость, пес крутился рядом; если Линдси и Сэмюел целовались на крыльце, только ему позволялось совать туда свой собачий нос. В последние годы жизни бабушка Линн по воскресеньям готовила для него большую лепешку с арахисовым маслом и бросала ее прямо на пол, потому что ей нравилось смотреть, как пес пытается поддеть носом этот плоский блин.

Я ждала, что он меня учует, искала подтверждение тому, что здесь, по другую сторону, осталась той же девочкой, подле которой он спал. Ждать пришлось недолго: он был так рад встрече, что сбил меня с ног.

К тому времени, когда Линдси исполнился двадцать один год, в ее жизни произошло много такого, что мне и не снилось, но я уже не терзалась. Просто всюду следовала за ней. Получила диплом колледжа, уселась на мотоцикл позади Сэмюела, обхватила его руками за пояс и прижалась покрепче к теплой спине…

Нет, все понятно, это была Линдси. Я не обольщалась. Но при взгляде с небес мне было легче раствориться в ней, чем в других.

После выпуска они с Сэмюелом помчались на мотоцикле к папе и бабушке Линн, потому что клятвенно обещали не притрагиваться к шампанскому, засунутому в багажную сумку мотоцикла, пока не переступят порог дома. «Мы — дипломированные специалисты!» — говорил Сэмюел. Мой папа ему полностью доверял. Как-никак, его дочь — теперь единственная — за все минувшие годы ничего плохого не видела от этого парня.

По пути из Филадельфии, на тридцатом шоссе, их настиг дождь. Он начинался исподволь, покалывая тонкими иголками мою сестру и Сэмюела, ехавших на предельно допустимой скорости пятьдесят миль в час.