я бы любой ценой оказался подальше от тебя. Меньше всего на свете я хочу умереть при сочувствующих свидетелях.

– Тогда почему ты так старался избавиться от Эгле? – Я наконец-то нагнал его.

– Потому что я не был уверен, что смогу подняться. Не ты один стесняешься падать на задницу при дамах.

– А меня ты этим зрелищем, стало быть, шокировать не боишься, – проворчал я.

– Не боюсь, – подтвердил Марсен. – Тебе хотя бы ничего не надо объяснять.

Я представил, что встретил сначала шайку Кори, а потом Марсена, который не может подняться и устоять на ногах. Да уж, история была бы не из приятных. Как и любая история о встрече с Кори и его шайкой в безлюдном ночном городе.

Сто-о-о-оп!

– Ты знаешь, – начал я и понял, что голос у меня подрагивает, – мне всё-таки нужны объяснения. Что случилось? Почему сейчас вдруг праздник и ярмарка? Откуда всё это взялось?

Марсен пожал плечами.

– Ниоткуда. Всегда тут было.

В голову мне пришла ещё одна страшная мысль. Я спросил, как можно спокойнее:

– Нас всё-таки убили? Это твой затакт – ночная ярмарка?

– Нет. – Марсен бросил на меня быстрый взгляд. – Нет, конечно. Я знаю, как выглядит мой затакт, и это определённо не он. А ты, насколько я знаю, никогда не был счастлив на ярмарках. Так что мы совершенно точно живы. Причём оба.

– Да каких тритонов!

– Тихо, – поморщился Марсен. – Людей пугаешь. Им весело, а ты ругаешься.

– Конечно, ругаюсь! – прошипел я. – Мне уже ничего не понятно! Я ужасный сын, я не в курсе маминого расписания. Но я точно знаю, что она ни за что бы не пошла куда-то на всю ночь! Ни одна мать, чей единственный ребёнок болен una corda, не уйдёт гулять с подругой, если дитятко не дома и не приковано к батарее!

Марсен развёл руками:

– В этом-то и дело. У твоей мамы нет ни одного ребёнка, больного una corda. Видимо, достаточно давно, чтобы начать думать о чём-то ещё и заводить друзей.

– А… но… ведь…

Я даже остановился. И уставился на Марсена – совершенно круглыми, надо полагать, глазами.

– Каких тритонов… – несчастным голосом повторил я.

– Разрешённых, – мягко ответил Марсен. – Вполне гармонично. – Он слегка притопнул: – В достаточно устойчивые ступени. Вот скажи, давно ты в последний раз так громко ругался?

Хорошо, если достаточно устойчивые. И поблизости как раз нет ни одной дамы, при которой мне было бы стыдно плюхнуться на задницу.

Что я и сделал. Обхватил голову руками, посидел так немного, а потом снова посмотрел на Марсена. Тот вздохнул и жестом фокусника достал из-за пазухи свой сонотиций в виде хрустального шарика. Я вгляделся в мерцающие буквы, всплывшие в прозрачной глубине:

Я: «Сим со мной, всё в порядке»

Дана Нортенсен: «Слава Изначальной Гармонии! Спасибо огромное. Жду вас дома».

Я ощутил непреодолимое желание тихонько завыть. Что, опять же, и сделал.

– Видимо, пришло, когда я пел, – отметил Марсен, проверив время и дату сообщения.

Раздался тихий звон, внутри шарика разбежалась паутинка трещин. Буквы запрыгали, померкли, потом и вовсе растворились. Марсен покачал головой и бережно убрал шарик в карман. Вид у него был расстроенный.

– Тоже не выдержал, – мрачно прокомментировал я. – А кто бы выдержал, интересно.

Марсен промолчал.

– Так ты объяснишь мне, что произошло? – Я вперил в него взгляд, надеясь, что получилось достаточно угрожающе.

– Что, что… – Марсен опустился на землю рядом со мной. – Изменения мира, вот что. Я ведь объяснял тебе, что у теории Мелодии Духа два варианта?

– Допустим, – согласился я. Я уже со всем был готов согласиться.

Но крючконосый гад от меня не отстал:

– Какие?

И мне даже удалось восстановить диалог в памяти. И даже понять, что он имеет в виду.

– Это ты про время, да? – Уточнил я. – Что у нас или нет контроля над будущим, или есть контроль над прошлым?

– Точно.

Я снова осмотрелся.

Танцующие парочки. Бегающие друг за другом дети. Фонарики. Разноцветные флажки. Уличные музыканты.

– Значит… – В горле у меня пересохло, и голос звучал непривычно скрипуче. – Значит, в тот момент ты действительно… переиграл мир? Сразу весь? Отменил всё существующее, себя самого и…

– Не отменил. – Он прервался, чтобы зевнуть. – Но, вероятно, так и выглядит резонанс. В Изначальную Гармонию нас, конечно, не взяли. Наверное, пока не доросли. Или, может, эхо всё ещё в нас нуждается. По крайней мере, никто не умер. И вроде не собирается.

– Чистые квинты, – пробормотал я. – Это просто нечестно. Я и саму идею резонанса толком понять не успел. А он уже случился. В двух шагах от меня. С твоей помощью. Охренеть.

Марсен приподнял бровь:

– А ты думал, я так вымотался только потому, что прогнал пятерых малолетних идиотов?

– Вот как раз этого я и не думал. – Я положил подбородок на колени. – Даже сразу тебе сказал, что как-то ты очень уж сдал от такой безделицы. Но зачем? Выходит, ты и вправду мог просто их прогнать.

– Не мой масштаб, – гордо ответил Марсен.

Кажется, оживает, подумал я. Но он тут же снова стал серьёзным и уставшим.

– Меня не спрашивали, на самом-то деле. Иногда ты просто делаешь то, что должен. Иначе что-то навсегда теряется. Бывает так, что цена выше, чем ты готов отдать. Но потом оказывается, что взамен получил больше, чем отдал.

Я молчал. На комментарии и вопросы меня всё ещё не хватало.

– Так уже бывало, – продолжал Марсен. – Не стыдно признать себя маленьким и глупым по сравнению с Изначальной Гармонией. В отличие от нас, она всегда знает, как будет лучше. А со мной легко договориться. И я знаю, что в такие минуты надо просто звучать. Очень легко принять решение, когда бессмысленное небытие берёт тебя за глотку. Не сомневаться. Не отступать. Стоять насмерть. Только тогда прозвучит что-то настоящее, и эхо вспомнит, каким оно всегда хотело быть.

Он умолк. Я тоже молчал. Молчал и смотрел на звёзды.

– Конечно, вряд ли Кори и его друзья сделались славными парнями вроде нас с тобой, – снова заговорил Марсен. – Присутствия в изменённом пространстве они просто не выдержали… ну, ты сам видел. Но, по крайней мере, они никого не убили сегодня вечером. Не факт, что завтра им не захочется ещё раз погулять по ночному городу. Так что будь осторожен. – Он вздохнул. – Всё-таки, я – очень несовершенный инструмент. Как и любой человек, к сожалению. Кстати, постарайся не спрашивать у Эгле ничего по поводу её болезни.

У меня сердце ушло в пятки. Но я всё же спросил:

– Почему?

Марсен тоже поднял голову