Она в самом деле прекрасна, думал Кабаков, видя, как краска гнева поднимается вверх от ее кружевной сорочки, заливая грудь и шею.

— Не могу, не хочу и не буду его ни о чем больше просить. Хочешь апельсинового сока?

— Да, спасибо:

Кабаков скрепя сердце отправился на поклон к Корли и, не называя источника, выложил ему всю информацию о Сэппе. Корли связался с ведомством по борьбе с распространением наркотиков и опасных препаратов, несколько часов провисел на телефоне, ведя переговоры с Мехико, два дня так и эдак мусолил идею о наживке и наконец вновь пригласил моссадовца в манхэттенский офис ФБР.

— Что там слышно о греке?

— Пока ничего, — ответил Кабаков. — Мошевский все еще разрабатывает кабаки. А как дела с Джерри Сэппом?

— По линии наркотиков сведения отсутствуют. На этом имени ни пятнышка. В досье береговой охраны тоже ничего. Он чист. Ох, уж эти досье. В них нет подробных описаний даже более крупных судов. Мы выяснили, чем была покрашена яхта, но это ровным счетом ничего не дало. Краска не специальная, устойчивая к морской воде, а обыкновенная нитроэмаль, которой везде навалом, и мы не сумеем проследить ее происхождение.

— Тогда поведайте, что вы решили с наркотиками.

— Я как раз собирался к этому перейти. Вот пакет с предварительной документацией. Вы, случаем, не следили по газетам за делом Крапфа — Мендосы в Чихуауа[15]? Ну, неважно, я тоже не вникал в детали. С семидесятого по семьдесят третий они ввезли в страну 115 фунтов героина. Место назначения — Бостон. Способ доставки товара придумали весьма хитроумный. Под тем или иным благовидным предлогом, якобы для выполнения разового поручения в Мексике, нанимали американского гражданина. Им было безразлично, мужчину или женщину, профессия и возраст тоже не имели значения, лишь бы у человека не было ни семьи, ни близких родственников. Его отправляли по туристической визе, а через несколько дней он становился жертвой сердечного приступа или несчастного случая. Тело, предварительно начиненное героином, возвращали в свинцовом гробу в Штаты. У шайки имелось даже помещение в Косумеле[16], сдаваемое внаем для проведения гражданских панихид. Кстати, как быстро у вас отрастают волосы!

— Не отвлекайтесь, пожалуйста.

— Какую мы можем извлечь из этого выгоду? Во-первых, получатель товара, один вполне респектабельный денежный мешок из Бостона, до сей поры оставлен на свободе и готов лезть из кожи вон, чтобы избежать принудительного сорокалетнего отдыха или хотя бы оттянуть его начало. Кроме того, мексиканская полиция тоже пока не тронула в Косумеле одного типа в надежде, что он еще пригодится. Я лучше умолчу, какая кара грозит в Мексике преступникам за соучастие в убийствах и торговлю наркотиками.

— Итак, насколько я понимаю, ваш человек должен закинуть удочку, подбросив Сэппу информацию о том, что требуется надежная посудина для переправки товара из Мексики в Техас, — раздумчиво сказал Кабаков. — И это будет выглядеть правдоподобно, поскольку прежний канал перекрыт. А если Сэпп клюнет и, связавшись с вашим агентом, решит все-таки его проверить, то получит подтверждение как из Бостона, так и из Мексики.

— Угу. Скорее всего, так он и поступит. Но когда объявится лично, он все равно будет соблюдать осторожность. Сэпп, судя по всему, тертый калач, вот что меня беспокоит. Арестовать его мы не можем — у нас нет почти никаких доказательств против него. Предъявить обвинение в соучастии на основе незаконного использования его яхты... Дерьмовенькое обвинение, а потребует затратить уйму сил и времени, чтобы его доказать. Словом, нам нечем по-настоящему пригрозить Сэппу, — вздохнул Корли.

«Ну, нет, очень даже есть чем», — мысленно ответил ему Кабаков.

В полдень Корли запросил санкцию окружного суда в Ньюарке на прослушивание двух телефонов, установленных в гриль-баре Суини в Эсбери-Парке. В четыре на этот запрос поступил отказ. У Корли, объяснил мировой судья, нет убедительных доказательств каких-либо противозаконных действий со стороны Суини, и его запрос основан на голословном анонимном заявлении. От себя судья добавил, что он сожалеет, но ничем не может помочь.

На следующий день в десять утра на автомобильную стоянку, примыкавшую к гриль-бару, протиснулся голубой фургон, за рулем которого восседала пожилая дама. Стоянка была забита машинами, и фургон, очевидно, в поисках свободного места, медленно катил вдоль нее. В машине, притулившейся возле телефонного столба с распределительной коробкой в тридцати футах от запасного выхода из заведения, за рулем дремал человек.

— Вот, Боже мой! Прямо здесь дрыхнет, — вслух возмутилась дама и вдавила кнопку звукового сигнала.

От резкого гудка человек, дремавший в машине, очнулся и с овечьей покорностью вывел автомобиль со стоянки на подъездную дорожку. Фургон въехал задом на освободившееся место. Человек вылез из кабины своей машины и обратился к даме:

— Леди, сдается мне, у вас спустило колесо.

— О, неужели?

Человек обошел фургон и встал около столба. Из щели под дверцей распределительного щитка высовывались два коричневых, незаметных на таком же фоне, проводка, оканчивающихся парой штырьков. Доброхот постучал ботинком по покрышке и ловко воткнул штыри в гнезда на крыле фургона.

— Извините, мадам, мне просто показалось из-за необычной формы колес. Все в порядке, ездить можно. — Он сел за руль и укатил.

В кузове фургона, развалясь на мягком стуле и сцепив руки на затылке, Кабаков курил сигару.

— Ни к чему постоянно сидеть в наушниках, — не оборачиваясь, заметил ему полноватый лысеющий молодой человек, следящий за лампочками на небольшой панели, похожей на коммутатор. Он оглянулся и повторил громче: — Слышите? Можете их пока снять. Как только телефон зазвонит или кто-нибудь снимет трубку, вот эта лампочка сразу загорится, и вы услышите зуммер. Могу предложить вам кофе. Будете? — Он наклонился к окошку в перегородке, отделявшей кузов от кабины водителя. — Мама, тебе налить кофе?

— Нет, — донесся голос спереди. — Смотри, не трогай там в сумке сэндвичи с огурцом. У тебя от них газы.

Мать Берни Байнера, перебравшаяся с водительского сиденья на место пассажира, вязала шаль. Ее сын считался лучшим частным специалистом по телефонной связи, а ее посильное участие в его бизнесе заключалось в вождении автомобиля и наблюдении за полицейскими, когда те маячили на горизонте.

— Нет, это неслыханно — опять она за свое. Вечно пилит меня и под видом заботы надзирает, как бы я не переел, — пожаловался Байнер. — И мне же еще приходится платить ей за это по одиннадцать сорок в час!

Загудел зуммер. Проворные пальцы Берни включили магнитофон. Кабаков снова надел наушники и услышал в них звонок телефона.

— Алло, бар Суини.