В один из дней меня у здания суда подкараулил Миронов. Я задержалась дольше обычного, потому что, во‐первых, не хотела копить после отпуска бумажную волокиту, понимая, что скоро не смогу задерживать Диму по вечерам из-за рождения у него ребенка, а во‐вторых, мне не хотелось возвращаться в пустую квартиру, где меня никто не ждал.

Отпустив помощника в семь часов, сама я осталась корпеть над документами до половины девятого. Выйдя на улицу, я направилась в сторону своей машины, когда меня окликнул знакомый голос, по которому я, оказывается, успела отчаянно соскучиться.

– Лена!

От стоящей неподалеку белой «Ауди» ко мне спешил Виталий.

Я остановилась, понимая, что убегать глупо. Устраивать сцену на улице мне не хотелось. Смешно это в мои годы. Смешно и пошло.

– Здравствуй, – сказала я, когда он подошел.

– Лена, нам нужно поговорить. В конце концов, я не собака, чтобы вышвыривать меня из своей жизни, не удостоив даже объяснением.

Я вздохнула, понимая, что в этой истории действительно надо поставить точку и идти дальше.

– Хорошо, давай поговорим, – согласилась я. – Где?

– Поедем ко мне?

Я покачала головой.

– Нет, к тебе мы не поедем. Уже поздно, и мне не хочется потом возвращаться через пол-Москвы. Тут за углом есть ресторан, в котором мы с Машкой иногда обедаем. Если хочешь поговорить, можно зайти туда.

– Пойдем, – согласился он и взял меня под руку.

Я аккуратно высвободила локоть. Мы дошли до ресторана, в котором по случаю разгара рабочей недели в будний день имелись свободные столики. Мы сели у окна, и я, не глядя в меню, заказала пасту и бокал газированной воды с лимоном.

– Может, красного вина? – спросил Миронов.

Я покачала головой.

– Нет, спасибо.

Он быстро заказал то же самое и пошел в атаку, едва официант отошел от столика.

– Лена, я хочу, чтобы ты вернулась ко мне.

– Это невозможно, – покачала головой я.

– Почему?

– Потому что мы очень разные люди. И если бы это было не так, то ты бы не задавал мне этот вопрос. Ты не понимаешь, что то, что ты сделал, не может быть оправдано мною ни при каких обстоятельствах, и наполнять мою квартиру цветами – это тоже не тот жест, которого я все это время ждала.

– А чего ты ждала?

– Объяснения, почему ты вообще так поступил.

– Как я поступил, Лена? – В его голосе сквозило искреннее недоумение. – Да, вся эта история с переездами тебя и Натки в новые квартиры была продуманной шахматной партией. Я сумел сделать правильный ход, который сулил мне большие выгоды в бизнесе, и при этом подарить тебе квартиру, в которой ты нуждалась. Мое желание совместить приятное с полезным не делает меня ни негодяем, ни подонком, ни предателем. Да, я расчетливый бизнесмен, коммерсант, просчитывающий шахматную партию на десять ходов вперед. В этом нет ничего плохого, и если бы я не умел так думать и так все просчитывать, то и не пришел бы к тому жизненному результату, который у меня есть. Ты же пользовалась моими возможностями. Не имела ничего против ночных перелетов в Калининград частным бортом, дорогих ресторанов, того, что я оплатил все затраты по Манзании.

– За Манзанию я действительно тебе благодарна.

– Дело не в твой благодарности, а в том, что ничего этого не было бы, если бы я был другим человеком. Я такой, какой есть. И принимать меня можно и нужно целиком.

– Так и я такая, какая есть. И потому всего целиком принять тебя не могу. В своей блестящей шахматной партии ты использовал меня и Таганцева втемную. Но самое ужасное, что ты даже не видишь в этом ничего особенного.

– Может, я тупой, но и правда не вижу.

– Ты не тупой. Ты просто эмоционально бедный, – сказала я и принялась за принесенную мне пасту. Дома еды все равно не было. – Я не могу жить с человеком, который использует людей, словно они пешки на шахматной доске. Это все, что я могу тебе сказать. Давай сейчас доедим и разойдемся, договорившись, что ты больше не будешь искать со мной встречи.

– Лена, ты поступаешь жестоко. Я делал для тебя все возможное и невозможное.

– А мне это было не нужно, – честно призналась я. – Мне было нужно, чтобы ты видел во мне человека, а не игрушку. Но ты не можешь видеть в людях людей, а не пешки. Вот и все.

Миронов отодвинул свою тарелку и жестом подозвал официанта.

– Я расплачусь, – сказал он, открывая бумажник. – Я оставлю больше денег на тот случай, если дама захочет выбрать десерт. А если нет, значит, вам сегодня повезло с чаевыми.

Положив на столик пятитысячную купюру, он повернулся и вышел из ресторана. Я же вернулась к своей пасте, решив, что ужин точно заслужила. И десерт, немного подумав, заказала тоже. Гулять так гулять.

Еще спустя неделю закончилась проверка, которую проводила в отношении Таганцева служба собственной безопасности. Никакой Костиной вины в закрытии уголовного дела установлено не было. Андрей Занозин действительно не нарушал закон, а потому действия майора Таганцева были признаны правомерными.

Однако Костино рвение и явная заинтересованность в судьбе бизнесмена, а также мутная история с купленной у Занозина, ныне проданной по той же цене квартирой, все-таки не остались без последствий. Таганцев был отстранен от занимаемой должности заместителя начальника окружного управления УВД, но, к счастью, не уволен из органов внутренних дел, а переведен в отдел борьбы с киберпреступлениями.

Должность его теперь была майорской, то есть полностью соответствовала званию, так что получить новые звездочки он мог не раньше чем через пять лет, но Костя от этого совершенно не страдал. Любимая работа осталась при нем, а карьерных устремлений у него никогда и не имелось. А главное – его совесть теперь была совершенно спокойна.

Они с Наткой завершили сделку по купле-продаже и собирали вещи, чтобы переехать в новую квартиру, расположенную по старому адресу, даже начали в ней косметический ремонт. Там ужасно пахло краской, и я под любыми предлогами уворачивалась от посещения нового жилища своей сестры. Объяснить, как обстоят дела на самом деле, я была пока морально не готова.

В начале августа состоялась свадьба Димы и Жени, на которую я, разумеется, была приглашена. Глядя на счастливые лица молодых, а также на округлившийся живот невесты, которая даже и не думала его скрывать, явно гордясь, что совсем скоро станет мамой, я радовалась за них, но и невольно грустила из-за того, что сама не