Кобылка тяжело дышала и вздрагивала. Я понимала: долго она не продержится. Даже крепкие, тренированные боевые кони падут на ходу, если так гнать их после купания в ледяной реке.

— Нен эльшайон, — зашептала я ей в уши, — ней эльшайон, — и дала ей немножечко силы и тепла. Лошадка вытянула точеную голову, благодарно ею встряхнула, а я закрыла глаза и попыталась распространить заклинание на всех, приговаривая: — Нен эльшайине, — и взмахнула рукой в сторону Касиного коня, точно бросая ему трос.

Я почувствовала, как воображаемый трос зацепился; я бросила еще один и еще, кони подтянулись друг к другу и побежали легче. Дракон коротко оглянулся на меня через плечо. Мы неслись вослед песне рога, и тут я наконец рассмотрела среди деревьев какое-то движение. Ходульники, множество ходульников; слаженно двигая всеми своими ногами-палками, они проворно мчались навстречу нам. Один протянул длиннющую лапу и сдернул одного из солдат с седла. И все-таки ходульники уже отставали от нас, как будто не ждали, что мы помчим сломя голову с такой скоростью. Мы вместе прорвались сквозь строй сосен и вылетели на широкую поляну, кони перепрыгнули через кустистые заросли — и прямо перед нами воздвиглось чудовищное сердце-древо.

Его ствол, в обхвате шире лошадиной туши, уходил ввысь, раскинув бессчетные ветви. Ветви были одеты бледной серебристо-зеленой листвой и усыпаны крохотными золотыми плодами: воняло от них ужасно, а из-под коры на нас глядело человеческое лицо, глубоко вросшее и сглаженное до смутного контура; руки скрещивались на груди как в гробу. У подножия дерева разветвлялись два громадных корня, а в ложбинке между ними лежал скелет, почти погребенный под мхом и прелыми листьями. Из глазницы выползал корешок поменьше, сквозь ребра и обрывки проржавевшей кольчуги пробивалась трава. Тело прикрывал полусгнивший щит, на котором едва просматривался королевский герб Росии: черный двуглавый орел.

Немного не доезжая до древа, мы сдержали коней: они храпели и тяжело дышали. Позади вдруг послышался сухой щелчок, как будто со стуком захлопнулась дверца печи. В то же самое мгновение на меня из ниоткуда обрушилось что-то тяжелое — и выбросило меня из седла. Я больно ударилась о землю, оцарапала локоть и отбила все ноги, а из легких словно весь воздух вышибло.

На меня навалилась Кася: это она столкнула меня с лошади. Я извернулась и поглядела из-под нее вверх. Моя кобылка висела в воздухе над нами, без головы: чудовищная тварь вроде богомола держала добычу в двух передних лапах. Богомол сливался с сердце-древом: узкие золотистые глаза были той же формы, что и плоды, а тело серебристо-зеленое, как листья. Прянув вперед, чудище одним укусом отгрызло кобыле голову. Позади нас с седла рухнул второй безголовый солдат; третий бился в лапах еще одного богомола, пронзительно вопя: ему откусили ногу. А из-за деревьев появлялись все новые твари: никак не меньше дюжины.

Серебристый богомол швырнул мою кобылку на землю и выплюнул голову. Кася, кое-как поднявшись на ноги, потащила меня в сторону. В первое мгновение мы все словно одурели от ужаса, а затем принц Марек заорал что-то невразумительное и швырнул свой рог в голову серебристого богомола. И выхватил меч.

— Стройсь! Всех магов с передовой убрать! — взревел он и, погнав коня вперед, оказался между нами и тварью и обрушился на нее. Меч соскользнул по панцирю, содрав длинную прозрачную полоску, точно принц морковку чистил.

Боевые кони наглядно доказали, что и в самом деле стоят своего веса в серебре: они не запаниковали, как поступила бы на их месте любая обыкновенная лошадь — они взвились на дыбы и принялись лягаться, брыкаться и пронзительно ржать. Копыта глухо барабанили по хитиновому покрову. Солдаты неровным кругом обступили меня и Касю, Дракон и Сокол осадили коней по обе стороны от нас. Все солдаты взяли поводья в зубы; половина уже обнажили мечи, и заслон вокруг нас ощетинился острыми лезвиями, а остальные сперва навешивали на плечи щиты.

Богомолы выходили из-за деревьев и окружали нас. Уже не невидимые; хотя под раскачивающимися ветвями, среди подвижных пятен света, разглядеть их по-прежнему было непросто. Двигались они не как ходульники, медленно и угловато: они резво бежали вперед на четырех ногах. Широкие шипастые бедра передних, хватательных ног алчно подрагивали.

— Суитах лиекин, суитах лат! — восклицал Сокол, призывая то самое слепящее белое пламя, которым некогда воспользовался в башне. Хлестнув огненной плетью, он обвил передние лапы ближайшего богомола, едва тот встал на дыбы, нацелившись схватить очередную жертву. А в следующую секунду маг резко дернул плеть на себя — так пастух тащит сопротивляющегося бычка — и выволок богомола вперед: там, где огонь касался хитинового панциря, тянулся трескучий горьковатый запах горящего масла и клубились язычки белого дыма. Потеряв равновесие, богомол щелкнул жуткими жвалами в разреженном воздухе. Сокол втянул его голову в строй, и один из солдат рубанул тварь по шее.

Я особых надежд не питала. В долине обычные топоры, мечи и серпы оставляли на панцирях ходульников разве что царапину-другую. Но этот меч каким-то образом вошел глубоко. В воздух полетели хитиновые ошметки; солдат нащупал острием меча сочленение между головой и шеей, всем весом навалился на рукоять и протолкнул клинок насквозь. Панцирь богомола громко затрещал, точно крабья нога, голова провисла, челюсти обмякли. По лезвию меча из туши потекла дымящаяся сукровица, на краткий миг в дымке вспыхнули золотые буквы — и тут же снова угасли, словно растворились в стали.

Но даже умирая, богомол прянул вперед, пробился сквозь кольцо солдат и едва не врезался в Соколова коня. В открывшийся проем прыгнул еще один богомол, нацелившись на мага, но тот сжал поводья в кулаке, осадил коня, норовящего встать на дыбы, затем оттянул назад плеть белого огня и с силой хлестнул ею второго богомола прямо в морду.

Вот, в сущности, и все, что я видела из этой битвы, сидя на земле рядом с Касей. Я слышала, как принц Марек и Янош криками воодушевляют солдат и как металл с резким скрежетом скребет по хитиновым панцирям. Повсюду царили смятение и шум, все происходило так быстро, что я и дышать толком не могла, не то что думать. Я растерянно поглядела снизу вверх на Дракона: тот пытался усмирить собственного перепуганного коня. Прорычав что-то себе под нос, маг бросил стремена, перекинул поводья одному из солдат, чья лошадь оседала с зияющей раной в груди, и соскользнул наземь рядом с нами.

— Что мне делать? — воззвала я к нему. И беспомощно поискала в памяти хоть какой-нибудь заговор. — Муржетор?..

— Нет! — проорал мне Дракон, перекрикивая какофонию, и, схватив меня за руку, развернул лицом к сердце-древу. — Мы здесь ради королевы. Если мы растратим всю силу в бессмысленной битве, все окажется ни к чему.

Мы находились от древа на некотором расстоянии, но богомолы мало-помалу оттесняли нас к нему, загоняли всех под раскидистую крону. Запах плодов обжигал мне ноздри. Ствол был чудовищно толст. Я в жизни не видела такого громадного дерева, даже в самой глубокой чащобе, причем в размерах его ощущалось нечто уродливо-комическое: ни дать ни взять насосавшийся крови клоп.